- Мученик! А ведь, всё одно, нарушит... Днём раньше, днём позже обязательно обманет бога-то.
Г л а в а II
ИНТИМНЫЕ ВЕЧЕРА В ЭРМИТАЖЕ.
ВОЛШЕБНЫЕ УСТРИЦЫ. БУНТИШКА
1
Целовальник в своём рассказе Прову Лукичу действительно против истины приукрасил очень мало.
Весь город говорил об именитом купце - крепостном крестьянине графа Шереметева; весь город дивился необычайному русскому мужику, пришедшему в столицу с пустой котомкой, в лаптях и сумевшему стать миллионером, дивился и одному из графов Шереметевых, который за свои несметные богатства был прозван Младшим Крезом.
Поводом к этим разговорам был званый обед в великолепном дворце графа Шереметева, что на Фонтанке. Среди высоких вельмож и знатных лиц, приглашённых на обед, присутствовал в качестве почётного гостя и худородный мужичок, подлый раб графа Дмитрий Иваныч Пастухов.
Эрмитаж - что значит: келья, убежище отшельника - был самым любимым во дворце местом Екатерины. Здание Эрмитажа, сооружённое французским зодчим Деламотом в 1765 году, выходило на Неву и было соединено с Зимним дворцом аркой, переброшенной через Зимнюю канавку*. В Эрмитаже помещались театр и картинная галерея, основание которой положил Пётр I. При Екатерине уже насчитывалось более двух тысяч картин знаменитых европейских мастеров. Здесь Екатерина проводила интимные вечера среди близких своих людей, и быть приглашённым на такой вечер считалось большой честью. Гости и хозяйка подчинялись правилам, сочинённым в шутливой форме самой императрицей. Например: "1. Оставить все чины вне дверей, равномерно как и шляпы, а наипаче шпаги... 3. Быть весёлым, однако и ничего не портить, не ломать и ничего не грызть... 5. Говорить умеренно и не очень громко, дабы у прочих уши и головы не заболели... 9. Кушать сладко и вкусно, а пить с умеренностью, дабы всякий всегда мог найти свои ноги для выхода из дверей", и т. д.
_______________
* Эрмитаж перестроен и выведен главным фасадом на Миллионную
(теперь ул. Халтурина) улицу в 1849 году.
За нарушение правил виноватый должен был выпить стакан холодной воды и прочесть страницу "Телемахиды". Регламентом предписывалось также при обращении к Екатерине называть её просто по имени или мадам, так как под сводами Эрмитажа она желала быть лишь радушной хозяйкой.
Придворные спектакли обычно заканчивались рано, и хозяйка немедля переходила с гостями в эрмитажный салон. Тут начинались игры в билетики, отгадки, фанты, жмурки. Игры шли шумно, резво и даже фривольно. Екатерина была первая затейница.
Однажды, отстав от игры в фанты, она села за карты. Вдруг в компании веселящихся наступила тишина. На вопрос Екатерины, что означает сия заминка, ей смущенно ответили:
- Ваш фант вынулся.
- Что ж присуждено мне делать?
- Велено вам сесть на пол.
- Для чего же нет, - и Екатерина, оставив игру в карты, тотчас села на пол.
Помимо веселья, подчас подымались в Эрмитаже и вопросы государственной важности, а иногда, присматриваясь к людям в их непринуждённом поведении, Екатерина определяла характер каждого, делала оценку уму и способностям, и нередко через эрмитажные куртаги производились назначения лиц на государственные должности.
Граф Александр Сергеич Строганов, сумевший снискать благорасположение императрицы живым своим характером, однажды, после спектакля, за чашкой чаю в Эрмитаже, начал было рассказывать Екатерине про любопытный шереметевский обед...
- Знаю: слышала. Вы там присутствовали?
- Да, мадам. Не только присутствовал, но после оного и носом немножечко клевал.
Екатерина с улыбкой погрозила ему пальцем и стала оправлять левой рукой локоны.
- Я слышала и о Пастухове, да и о других коммерческих людях из крестьян. Это - крепостные Шереметева, Уваровых, Воронцовых, Ягужинского и прочих. Оные крепостные люди имеют ювелирные лавки, экспортные заграничные конторы, шёлковые фабрики. Я, Александр Сергеич, к промышленным людям отношусь с полным решпектом. Они, наперекор дворянству, умеют капиталы созидать, из грошей делают миллионы, тогда как господа дворяне, наоборот, от миллионов зачастую доходят до нищенской сумы. Я ценю труды Вольного экономического общества, да и сама, как вы, верно, осведомлены уже, пекусь о торговле и промыслах российских.
Екатерина рассказала о том, как лет пять тому назад тульские и казанские купцы - Виноградов, Пономарёв, Вахромеев и другие - составили содружество для торговли с заграницей, как она своим иждивением соорудила фрегат о тридцати шести пушках "Надежда благополучия". Купцы погрузили на судно железо, юфть, парусные полотна, табак, икру, воск, канаты и под начальством фактора компании, казанского купца Пономарёва, вышли в дальнее плавание и благополучно прибыли в Ливорно.
- Я счастлива, - заключила Екатерина, - что по моему почину впервые на водах Средиземного моря был поднят российский торговый флаг. Впервые!
Екатерина движением руки опять оправила локоны, откинулась на спинку кресла, приподняла обнажённые плечи и, приняв величавую позу, как бы напрашивалась на искреннюю, без лести, похвалу.
- О великая и премудрая государыня! - воскликнул наблюдательный Строганов. - Под славным скипетром вашего величества искусства, торговля и промышленность державы российской немалое процветание имеют.
Екатерина с благосклонной улыбкой кивнула ему головой и потянулась к табакерке. Он тоже вынул табакерку и добросовестно зарядил ноздри ароматной тёмно-жёлтою пыльцой. Екатерина же, сделав вид, что взяла понюшку табаку, изящно щёлкнула пред ноздрями пустыми пальцами и тотчас отёрла нежнейшим, невесомым платочком свой, римского склада, нос.
Любуясь каждым жестом Екатерины, граф всякий раз, как и многие из царедворцев, подпадал под обаяние этой несравненной сорокапятилетней женщины, не утратившей ни свежести лица, ни стройности стана. "Она даже кашляет с удивительной грацией", - подумал он.
- Теперь расскажите, граф, как же вёл себя этот купчина Пастухов? спросила Екатерина.
- С охотой! - ответил Строганов. - Оный купчина вёл себя с подобающим достоинством и без тени робости или унизительного низкопоклонства. Вот Пастухов встал, поднял бокал и, обратясь к Шереметеву, молвил: "Ваше сиятельство, я считаю за великое счастье присутствовать за вашим столом, пить за ваше здоровье и, чтобы не впасть в отчаяние, не терять надежды на то, что когда-нибудь вы соблаговолите отпустить меня на волю". А граф ему в ответ: "Голубчик Дмитрий, миллион отступного ты мне даёшь?.. Оставь деньги при себе! Для меня больше славы владеть не лишним миллионом, а таким человеком, как ты".