Конечно же, я отругала Илзи. Она веселое, дерзкое существо и никогда заранее не взвешивает последствия своих поступков. Она всегда будет делать то, что взбредет ей в голову... даже если ей захочется вдруг пройтись колесом по проходу между скамьями в церкви. Я люблю ее ... люблю... люблю! И не знаю, что буду делать без нее в следующем году. Наши дороги расходятся... и будут расходиться все дальше и дальше... а, когда мы случайно встретимся, окажемся совсем чужими друг другу. О, я знаю это... точно знаю.
Илзи пришла в ярость из-за «нахальства» Перри — так она выразилась насчет его надежд на то, что я когда-нибудь соглашусь выйти за него замуж.
— О, это не было нахальством с его стороны... это было снисхождением, — сказала я со смехом. — Перри принадлежит к великому герцогскому роду Карабасов[130].
— О, разумеется, он добьется успеха. Но от него всегда так и будет нести Стоувпайптауном, — отвечала Илзи.
— Илзи, ну почему ты всегда так сурова к нему? — запротестовала я.
— Он такой болтун и болван, — мрачно заявила Илзи.
— Ну, он как раз в том возрасте, когда мальчики знают всё, — сказала я — при этом я чувствовала себя немало пожившей на свете и умудренной опытом особой. — Он станет более невежественным, но не столь невыносимым, когда немного подрастет, — продолжила я — при этом я чувствовала себя очень остроумной. — И, надо отметить, он заметно облагородился за эти два года, проведенных в Шрузбури, — заключила я — при этом я испытывала немалое самодовольство.
— Облагородился! Ты говоришь так, словно он какая-нибудь капуста!— возмутилась Илзи. — Ради всего святого, Эмили, не будь ты такой высокомерной и снисходительной!
Бывают моменты, когда Илзи влияет на меня благотворно. Я знаю, что заслуживала нагоняя.
********
27 июня, 19~
Прошлой ночью мне снилось, что я стою в старой беседке в саду Молодого Месяца и вижу Потерянный Бриллиант, сверкающий на полу у моих ног. В восторге я наклонилась и подняла его. Он полежал один миг в моей ладони... а затем выскользнул, сверкнул в воздухе, оставив за собой длинный, узкий блестящий след, и превратился в звезду на закатном небе, у самой кромки горизонта. «Это моя звезда... я должна добраться до нее, пока она не закатилась», — подумала я и побежала за ней. Неожиданно рядом со мной появился Дин... и он тоже устремился за звездой. Я чувствовала, что должна замедлить шаг, так как он хромает и не может идти быстро — а тем временем звезда опускалась все ниже и ниже. Однако я чувствовала, что не могу покинуть Дина. Затем так же неожиданно, как все всегда происходит во сне — мило и без всяких сложностей, рядом со мной оказался и Тедди. Он протянул мне руки, и в глазах его было то же выражение, которое я видела в них до этого уже дважды. Я подала ему обе руки... и он притянул меня к себе... я приподняла лицо... и тогда Дин с горечью крикнул : «Моя звезда закатилась!» Я обернулась — чтобы бросить лишь один взгляд на звезду, но она исчезла... и я проснулась в тусклых лучах ненастного, дождливого рассвета — без звезды, без Тедди, без поцелуя.
Интересно, что значит этот сон... если он вообще что-то значит. Я не должна придавать ему какой-то смысл. Суеверность не в традициях Марри.
********
28 июня, 19~
Это мой последний вечер в Шрузбури. «Прощай же, гордый мир; мой путь лежит домой»[131] — скажу я завтра, когда кузен Джимми приедет за мной и моим сундучком в старом курьерском фургоне и я поеду домой на этой великолепной колеснице.
Эти три года в Шрузбурской средней школе казались мне такими долгими, когда я готовилась к ним. А теперь, когда я оглядываюсь назад, они кажутся короткими, как только что прошедший вчерашний день. Думаю, кое-чего я за эти три года добилась. Я уже не подчеркиваю слова так часто, как прежде... научилась чуть лучше владеть собой... приобрела немного горькой житейской мудрости... и научилась с улыбкой получать отказы из журналов. Думаю, это был самый трудный урок из всех... и, без сомнения, самый необходимый.
Когда я оглядываюсь на эти три года, некоторые события выделяются на фоне других, вспоминаясь более отчетливо, и кажутся более важными, словно имели какое-то особое значение. И это не всегда те события, от которых такого можно было ожидать. Например, враждебность Эвелин и даже та ужасная история с нарисованными усами кажутся стершимися в памяти и несущественными. Но то мгновение, когда я впервые увидела напечатанным мое стихотворение в журнале «Сад и лес» — о, что это был за миг!.. и моя ночная прогулка в Молодой Месяц и обратно после спектакля... и создание того странного короткого стихотворения, которое потом разорвал мистер Карпентер... и ночь, проведенная на стоге сена под сентябрьской луной... и та великолепная старая женщина, которая отшлепала короля... и тот момент в классе, когда я открыла для себя строки Китса о «голосах эфира»... и другой момент, в старом доме Джона Шоу, когда Тедди взглянул мне в глаза... ах, мне кажется, все это я буду помнить и в чертогах Вечности, когда насмешки Эвелин Блейк, и скандал после ночи, проведенной в старом доме Джона Шоу, и придирки тети Рут, и рутина уроков и экзаменов будут давно забыты. А мое обещание, данное тете Элизабет, помогло мне научиться писать лучше — как и предсказывал мистер Карпентер. По моему дневнику об этом, возможно, трудно судить — в нем я позволяла себе расслабиться, ведь должна же у человека быть «отдушина»... но в моих рассказах и «книжках от Джимми» улучшения заметны.
Сегодня был день выпускника. Я надела мое новое кремовое кисейное платье с узором из фиалок, а в руках несла большой букет розовых пионов. Дин — он сейчас в Монреале, на пути домой — телеграфировал здешнему флористу, чтобы тот прислал для меня букет из семнадцати роз — по числу моих лет, — и этот букет был передан мне, когда я поднялась на сцену, чтобы получить мой аттестат. Это так мило со стороны Дина.
Перри выступал от имени всего нашего выпуска и произнес великолепную речь. Он получил медаль за высокую успеваемость по всем предметам. Между ним и Уиллом Моррисом шла жестокая борьба за эту медаль, но победил Перри.
А я написала и прочла «пророчество» выпускного дня. Получилось очень забавно, и, кажется, понравилось публике. Дома у меня, в моей «книжке от Джимми», есть еще одно пророчество. Оно гораздо более забавное, но не годится для того, чтобы прочесть его со сцены.
Сегодня вечером я в последний раз написала заметку для колонки светской хроники в газете мистера Тауэрза. Я терпеть не могла эту работу, но нуждалась в тех небольших деньгах, которые она мне приносила, а человек не должен презирать первые ступени лестницы честолюбивых юношеских надежд, по которой взбирается.
А еще сегодня я упаковывала вещи. Тетя Рут заходила иногда и смотрела, как я это делаю, но была необычно молчалива. Наконец она сказала со вздохом:
— Мне будет ужасно не хватать тебя, Эмили.
Я никогда не подозревала, что она может сказать такое или испытывать такие чувства. И от этого мне стало неловко. С тех пор как тетя Рут повела себя так замечательно в той истории со старым домом Джона Шоу, я отношусь к ней совсем иначе, чем прежде. Но я не могла сказать, что мне будет ее не хватать.
Однако было необходимо что-то сказать в ответ.
— Я всегда буду очень благодарна вам, тетя Рут, за то, что вы сделали для меня в эти прошедшие три года.
— Я старалась исполнить мой долг, — сказала тетя Рут с добродетельным видом.
********
Я нахожу, что мне, как ни странно, жаль покидать эту маленькую комнату, которую я никогда не любила и которая никогда не любила меня, и этот, ставший таким знакомым, длинный холм в звездочках огоньков за окном... ведь, так или иначе, я и здесь пережила некоторые чудесные моменты моей жизни. И даже несчастного умирающего Байрона мне жаль покинуть! Но никакая, даже чрезмерно преувеличенная сентиментальность не позволит мне пожалеть о расставании с хромолитографией королевы Александры или вазой, полной бумажных цветов. Конечно, леди Джованна уедет вместе со мной. Ее настоящее место в моей комнате в Молодом Месяце. Здесь она всегда выглядела точно в ссылке. Мне больно думать, что я никогда больше не услышу вздохов ночного ветра в Краю Стройности. Но у меня будет мой ночной ветер в роще Надменного Джона; и тетя Элизабет, как я думаю, собирается позволить мне обзавестись керосиновой лампой, при которой я смогу писать по вечерам (дверь моей комнаты в Молодом Месяце закрывается плотно)... и мне больше не придется пить жидкий чай с молоком. Сегодня в сумерки я пошла к маленькому жемчужному пруду, который всегда был для меня волшебным местом, где приятно задержаться весенним вечером. Лучи заходящего солнца, пробившись сквозь ветви деревьев, окрасили его поверхность нежными красками розы и шафрана. Он лежал не потревоженный дыханием ветерков, и каждый лист, и ветка, и папоротник, и травинка отражались в нем. Я заглянула в него — и увидела свое лицо. По странному совпадению отразившаяся в воде искривленная ветка, казалось, украсила мою голову гирляндой из листьев... словно лавровым венком.