Сезон дождей закончился совсем недавно, и безжалостное солнце сухого сезона ещё не успело выжечь густую зелень парков и скверов, но уже напоило воздух ядовитым жаром, не спадающим даже в тени. Скрываться было бесполезно, но горожане ещё боролись с неизбежным: прогуливались лишь на закате, сидели под пёстрыми навесами летних террас и бесконечно обмахивались расшитыми веерами. Кое-кого даже сопровождали слуги с огромными старомодными опахалами, но настоящим шиком, конечно, считалось промчаться в летящем паланкине – выше городской пыли и раскаленных крыш.
Я проводила взглядом пару щеголей и, самодовольно хмыкнув (у меня паланкин поднимался куда выше, а я почти никогда не летала одна!), непринужденно уселась за мозаичным столиком одного из ресторанчиков на центральной площади – с видом на фонтан с кувшинками и неприступных демонов-стражей по обе стороны от дворцовых ворот. Официанты, ни на мгновение не обманувшись простым кроем моего наряда, немедленно вынесли чашу со льдом, а одна из прислужниц схватила ярко-алое опахало и с поклоном поинтересовалась, с какой стороны встать.
Я небрежно махнула в дальний угол. Оттуда опахало просматривалось с любой точки площади.
24.08.2023
Не прошло и четверти часа, как из магазинчика тканей напротив выпорхнула симпатичная девушка с натруженными руками, одетая, впрочем, слишком дорого для простой служанки. Впечатление она производила неоднозначное, но было достаточно взглянуть на папки с образцами тканей у нее в охапке, чтобы без труда догадаться: должно быть, помощница модистки, сумевшая собственным усердием пробиться из низших каст.
Справедливости ради, уж чего-чего, а усердия у ланы Кадми было хоть отбавляй. Именно оно позволяло ей платить столичной модистке с салоном на центральной площади столько, что та порой очень своевременно забывала, сколько у нее на самом деле помощниц.
– Вот, золотая атисса, – с изящным поклоном произнесла лана Кадми и протянула раскрытую папку с образцами тканей, не смея положить ее на столик: для этого пришлось бы потревожить высокий стакан кофе с орехами, увенчанный пушистой шапкой взбитых сливок, а то и замысловатый мусс из манго – жемчужину здешнего меню!
Я поморщилась с показной досадой, отняла у нее папку и повелительно указала на свободный стул:
– Садись, не мельтеши. Эй, лана! – я оглянулась на прислужницу с опахалом. – Принеси, пожалуйста, второй кофе, пока я выбираю.
Кадми коснулась лба в жесте почтения и благодарности и покорно уселась, куда велено.
– Если позволите совет, золотая атисса, – сказала она и указала на ярко-желтый лоскут шелка, – сари из этой ткани заказала компаньонка самой королевы. Уверена, вам тоже подойдёт оттенок – он подчеркнёт золото на вашем лице.
Я скрежетнула чешуйками на брови и пощупала сложенный вдвое лоскут. Внутри что-то сухо шелестело – будто в складку вложили записку.
«Ее Величество заинтересовалась состоянием железных дорог, ведущих в столицу, – значилось на ней. – Запрос поступил в канцелярию после полудня».
То есть как раз в то время, когда атисс Рубид писал под диктовку письмо для княгини Эневера. В общей гостиной королевских покоев кабинетные разговоры были едва слышны, но если приложить некоторые усилия... да даже если и не прикладывать, Рубид, как и многие придворные, питал к королеве некоторую слабость и мог проболтаться просто так!
Я побарабанила пальцами по папке, обдумывая новость.
– А как насчёт вот этого, темно-шоколадного? Я слышала, в похожем наряде собирается прийти на праздник цветов дочь того вздорного атисса, что вздумал пересадить столицу с паланкинов на омнибусы и наемные повозки.
– Очень смелый вариант, я бы сказала, рискованный, – с сомнением покачала головой лана Кадми. – Хотя, конечно, Ее Величество ей благоволит.
То есть при попытке покинуть страну на повозке меня сдадут ещё раньше, чем в случае с паровозом. Скверно.
– А эта ткань, угольно-черная, пожалуй, тяжеловата, – неуверенно заметила я.