И сердце сжалось. Я просто стояла, смотрела на здание, фасад которого десять раз перестроили, а в душе горели огнем воспоминания, которые невозможно стереть. Пожалуй, я плохая мать, плохой друг, да и человек говно — из всех я всегда выбирала Йорвета. Но умереть в один день с ним так и не смогла.
— Чего тоскуешь, бабуля? — рядом, облокотившись на перила балкона, появилась моя внучка, Александрия. От осознания, что старуха, покрытая сетью морщин, со свисающими щеками, сморщенными руками и седыми волосами, затянутыми в тугой пучок на макушке, обращается ко мне: «бабуля», захотелось смеяться. Громко и неприлично. Особенно, потому что это правда. — Того и гляди — заплачешь.
— Думаю. И тебе рекомендую, хоть изредка, — вяло нахамила я, больше для проформы. Александрия с трудом разлепила старушечьи веки, стараясь рассмотреть полуслепыми глазами сад за балконом, полный цветущих яблонь, и понимающе спросила:
— Про Йорвета?
— Я всегда про него думаю, — ответила я тихо. — Просто, он обычно на заднем фоне бегущей строкой болтается.
— Ясно, — помолчав, кивнула внучка. — А не ты ли учила меня, что живое — живым, а мертвое — мертвым? Ну, и что из воспоминаний о былом нужно выходить, как богиня из волн — изящно, с налетом достоинства, а не подобно утопцу, на корячках выползающему из речки-вонючки?
— Ну, теперь-то ты уже большая. Говорят, тебе уже за сотню перевалило, это правда? — старушка лукаво улыбнулась, едва заметно кивнув. — И я могу тебе сказать правду. Алекс, не всегда советы, которые мы раздаем остальным, работают у нас самих. Это раз. А во-вторых, я тебе эту фигню сказала, чтобы ты спокойней перенесла весть о смерти этого… Эдмунда? Сигизмунда?
— Орландо, — спокойно поправила Александрия.
— Ну, тот типчик, что… — я запоздало сообразила, что нельзя ковырять в душе внуков пальцем, особенно когда душа их вот-вот отлетит к Хель, и настучит о таком поведении твоим же собственным детям. — Ай, да не важно! И чтоб ты со спокойной душой вышла замуж за Императора. Ну, и третье, самое страшное из того, что я скрывала от тебя так долго: я попросила у родителей родить тебя, чтобы ты выгуливала моих собак по утрам вместо меня.
— А я ведь знала! Каждое утро подозревала! — негодующе вскричала старушка. — А ты мне — трудотерапия! Ответственность! Воспитание духа. Тьфу! — фыркнула она.
— Да ладно тебе, — улыбнулась я.
— А вот уж хренушки, — слишком бодро для старой развалины зашипела моя внучка, и в тоне её сложно было не угадать собственную вредность, доставшуюся мне, как и ей — по наследству от бабушки. — Я тебе отомщу! Я тебе так отомщу! У-у-ух!
— Заставишь выгуливать Арриса? — хмыкнула я. Мы встретились взглядами. Её выцветшие глаза, такие же, как и у всех моих детей, и внуков — зеленые, раскосые, с эльфийским прищуром, и мои — усталые, старые, хоть веки и не были покрыты морщинами, тяжесть в них я давно уже чувствовала. Не зря ж пенсию придумали, в самом деле! Посмотрев друг на друга с минуту, мы расхохотались. Александрия с трудом погладила меня по плечу, отсмеявшись, и выдала:
— Интересно, а до знакомства с Локи ты была такой же заразой, а, бабуль?
— Это я его испортила, — улыбаясь, доверительно прошептала я.
— Кстати, а как они? — будто с трудом вспомнив, встрепенулась старушка.
— Нормально. Один и Фригг разрешили Лирде остаться, как наложнице Локи. Она теперь официально гражданка Асгарда. Асинья, блин. Правда, тут бывшая Локи, Сигюн, вроде как требует его в законные мужья, потому что он, видите ли, «испортил» её тысячу лет назад…
— А тётя Лирда чего говорит? — ухмыльнулась Александрия. — Уверена, у неё уже готов целый план, как отфутболить нахальную даму в астрал?
— А то, — я удивленно выгнула бровь. Нет, серьезно, уже двести лет обещаю себе не выражаться, а внуки все равно не пойми откуда нахватались моих фразочек.
— Извините, — к Александрии подошел церемониймейстер, естественно, весь в черном, как подобает верноподданному Нильфгаарда. — Ваше Величество, скоро ваша речь…– старушка кивнула и протянула руку своему слуге, указывая, что ей нужна, как минимум, еще одна точка опоры, чтобы снова сдвинуть планету. Хотя бы и словесно.
Я слушала Александрию, читающую себе самой целую Оду, вполуха, мыслями пребывая где-то далеко за пределами пространства и времени. Интересно, думал ли Йорвет, что его внучка станет Императрицей государства, которое так ненавидел он сам? Да еще и умудриться подстроить несчастный случай, который, по сути, сосредоточит власть в её, ставших с годами скрюченных и сухоньких, руках? Думал ли он, что его правнук вернет Империи былое величие, профуканное отцом и мужем Александрии? Думал ли он, что его праправнук будет занят изобретательством, и в тихую робко мечтать о полётах в далекий космос, где, увы, кроме смены декораций ничего нового не найдет? И уж точно меньше всего ожидал, что его плоть и кровь, младшая дочь, затусит с его злейшим врагом — трикстером — и будет помогать ему строить козни против всех и вся в борьбе за заветный золотой трон? Хотя, ладно, в последнем случае он уже догадывался, что их посиделки на кухне в обнимку добром не кончатся…
Да уж. Рано или поздно каждый садиться за банкетный стол последствий своих поступков, и когда ты понимаешь, что сыт по горло, судьба наливает тебе еще и компотик.
Зал разразился грохотом аплодисментов. Императрица-мать, её сын Феанор-младший, и внук Аррис подняли бокалы за процветание нашего долгоиграющего семейства. Надо бы намекнуть Фенику (так мы ласково звали нынешнего Императора), что вот та кучка дворян и краснолюдских банкиров явно готовит против него заговор. Возможно, что и с уклоном в раскулачивание…
— Вы танцуете? — раздалось прямо над самым ухом. Голос оказался неуловимо знакомым, с легкой гнусавостью. Как будто я его знаю даже…
— Нет, — я не стала поворачиваться к незадачливому кавалеру. Напротив, сильнее отвернулась и прикрыла глаза, всем своим видом показывая, что вот совсем не заинтересована в знакомствах.
— А если я настаиваю? — нагло выдал голос, медленно растягивая гласные. Я попыталась резко рвануть с места, дабы бесцеремонно отделаться от нахала — хватит, я уже давно сыта любым этикетом по горло — но меня цепко ухватили за локоть и потянули на себя так, что я чуть-чуть не упала на оборзевшего танцора.
— Да что вы себе позволя…? — вопрос повис в воздухе, звонко, оглушающе хлопнув с чьим-то рухнувшим бокалом. Передо мной стоял молодой человек, статный, стройный, возрастом, может, не многим старше, чем я в день, когда мы впервые встретились. Зеленые глаза, пусть уже и не такие раскосые, но с той же надменностью и хамоватостью, но уже в полном комплекте. Большеватый нос, несколько меньший и, кажется, поломанный в детстве. Скулы, крутизне которых могли позавидовать отвесные скалы и… Спокойная расслабленность, граничащая с самоуверенностью в движении.
И даже уши, блин, острые.
— Но…? — только и выдавила из себя я.
— Так вы танцуете, или нет? — раздраженно повторил свой вопрос молодой человек.
— А у меня есть выбор? — услышала я свой голос, давно забытых тональностей — тихий и нежный.
— Не думаю, — заявил «молодой» Йорвет, и тут же добавил, с меньшим раздражением и плохо скрываемой заинтересованностью: — Как вас зовут, милсдарыня?
— Аника.
— Отлично.
Ну, погоди, остроухий хер! Я тебе еще подсыплю зелье Хель, пробуждающее память прошлых жизней…