Только это все мелочи в сравнении с тем, что я устраивал медицинскому персоналу раньше. Однако Иссину я ответил на полном серьезе: хотя никому из медицинского персонала РРС за исключением Ольги я всё равно не доверяю, но действительно благодарен всем тем, кто подписал мой частичный допуск, разрешение на полеты. Так как прекрасно понимаю, что это исключение из правил. Привилегия.
Белые стены процедурной выгледят в темноте темно-серыми. У окна, в углу стоит стеклянный витраж, до потолка. И стол справа от витража. Несколько нависных шкафов по обе стены от окна довершают картину. От Астры-2 РРЦ только тем и отличается, что нет экранов во всю стену. Но ведь Ольга, как и Сэм, выросла на Астре-2. Для нее такие комнаты — сродни дому.
Ольга заснула в кресле, которое она предвинула почти вплотную к больничной койке. И укутавшись в плед. Даже не могу себе представить, как нужно устать, чтобы уснуть полусидя. Перенести ее спать в кровать? Я теперь все равно не усну. Нет, пусть спит, где заснула. Телекинетическое перемещение ее разбудит, а перенести ее на руках я сейчас просто не могу.
Я осторожно встаю, помогая телу принять вертикальное положение с помощью телекинеза. Без телекинетической составляющей этого процесса вставать не получается. Я уже не раз пробовал. Впрочем, даже с помощью телекинеза каждое движение все равно причиняет боль. Я стараюсь блокировать свое состояние, ну и не стонать. Чтобы не разбудить Ольгу. Она эмпат и почувствовать чью-то боль может даже во сне. А уж тем более, когда больно мне. И это, к сожалению, может привлечь ее внимание к вопросам, которые я обсуждать не желаю. Эта девочка — медиколог и хирург. И шеф РРЦ.
Тот день, который мне пришлось провести на Астре-2, я старался скрыть от окружения то, что я даже встать без помощи телекинеза не могу толком. И у меня это неплохо получается до сих пор. Правда, Ольгу долго обманывать не получится, она — эмпат. Зато всех остальных — запросто. Я подхожу к окну, просто чтобы хоть как-то отвлечься от боли. Мое отражение в окне меня раздражает. Серый халат до колен, серые брюки больничной пижамы и фиксируящая повязка на груди бесят, так как напоминают, что я здесь не по своей воле, и ничего вообщем-то не решаю.
— Перепуганный мальчишка, — констатирует Иссин, прочитавший мои мысли, — Правда красивый, добавляет он с сожалением, словно этот факт его расстраивает, — И как так получилось что весь Рессат считает тебя самым отчаянным и отважным Коммандоркапитаном Солнечной Системы?
— Не знаю я, — огрызаться с Иссином себе дороже, — Ну то, что отчаянный может и правда. Сэм, и я успели столько всего натворить за семь лет, что пожалуй с этим эпитетом можно согласиться. Но отважный? Вот Иссин, в отличие от меня, совсем ничего не боится, с того момента, как стал находиться под моей защитой. Хотя от Раи Стара в деле защиты Иссина толку было больше, чем от меня. А от скольких проблем Иссин меня спас, за тринадцать лет… Даже то, что у меня частичный допуск — его заслуга. Ни Ольга, ни я не знали о том что для получения частичного допуска к полетам достаточно чтобы этот допуск подписали десять медикологов ну или врачей, хирургов.
Я сжимаюсь от боли и впервые понимаю, что долго я так не выдержу. Но кричать я не осмеливаюсь. Это воспримут как слабость. Мой социальный статус подразумевает, что я должен уметь владеть собой. Это определение включает в себя правила приличия для телекинетика: например не подвешивать с помощью телекинеза в воздухе и не телепортировать на неопределенное расстояние медицинский персонал РРЦ.
Некоторое время я пытаюсь решить, что мне делать. Позвать ночного дежурного и попросить обезболивающее? Нет, я никого из них не хочу видеть. Иссину совсем не обязательно напоминать о том, что многие из тех, кто работает в РРЦ за меня поручились. Я итак это помню. Поэтому и не хочу превлекать их внимание по собственной инициативе. С почти стопроцентной вероятностью я лишь добьюсь того, что какая-нибудь медсестра прийдет делать уколы и препирательства с нею разбудят Ольгу. Боль останется. Даже если мне повезет телепатически связаться с кем-нибудь вменяемым из ее персонала, кто поймет, что мне просто нужны таблетки, все равно этот человек должен будет записать сам факт того что я попросил обезболивающее. Сам. Ночью. Так что то, что Ольга разрешила мне с сегодняшнего дня летать в Рессатском колледже пилотов, проводя в РРЦ только вечер и ночь, ну и выходные, кто-нибудь может оспорить. Тот же Йоран. Да и Ольга может пересмотреть свое решение, если получит утром раппорт о том, что я по собственной воле позвал ночной персонал и попросил дать обезболивающее. Она же в курсе, как я обычно отношусь ко всем, кто хоть немного медик. Исключение из этого правила я делаю лишь для нее.