К примеру, муж слышит среди ночи сонное бормотание жены: «О, Михаил, как я люблю… как я желаю тебя… а ты… ты даже не замечаешь этого… нехороший… чужой…» Естественно, мужа, которого зовут отнюдь не Михаилом, услышанное не приводит в восторг, но и не дает никаких оснований обвинить жену в неверности: она ведь только желает, но ничего такого не сделала…
И совсем иной будет реакция благоверного, если с губ жены слетит: «О, Михаил, как мне было хорошо… сегодня… твой божественный член… он чуть не разорвал меня… наконец-то я стала настоящей женщиной…»
Да, реакция будет принципиально иной…
То, что Ева сделала из плода запретного плод дозволенный, было ее падением, зато ее торжеством было превращение дозволенного плода в плод запретный.
Виктор Гюго
Объяснение запретности плода следует искать не на человеческом, как показывает сложившаяся практика борьбы с аморальными проявлениями, а на сугубо естественном, попросту говоря, животном уровне, так как состав преступления, именуемого адюльтером, заключается исключительно в физическом контакте соучастников.
В то же время значение латинского слова adulterare, от которого произошло понятие «адюльтер», прямо указывает на принадлежность его к духовно-нравственной сфере. Обесчестить, лишить чести…
Но какое (если подходить к вопросу непредвзято) имеет отношение честь человека к физическому контакту тех или иных частей тела его супруги (или ее супруга) с определенными частями тела другого индивида? Оказывается, имеет, и самое прямое, причем с четко обозначенной шкалой «виновности» форм этого контакта.
Согласно этой шкале целование руки или щеки чужой жены имеет весьма отдаленное отношение к чести ее мужа, а вот то же самое действие, направленное на ее губы или, скажем, колени, в гораздо большей степени уязвляет честь ее благоверного, ну а контакт гениталий однозначно классифицируется как преступление против моральных устоев человечества.
Что и говорить, немногого же стоят эти ценности, если их можно попирать столь банальным способом!
История наделила мужчину ролью весьма пристрастного законодателя во всех сферах человеческих взаимоотношений, и прежде всего — в брачно-семейной. Несомненно, авторство трактовки супружеской неверности как деяния постыдного и порочащего честь принадлежит именно мужчине.
А что такое мужская честь? Не кажется ли вам, что понятие мужской чести — это всего-навсего еще одно сильное средство, придуманное и употребляемое мужьями для того, чтобы больше получить от своих жен, чтобы еще крепче привязать их к себе?
Ох уж эта честь! Получается, что когда мужья предаются безграничному разгулу и ведут себя так, как им заблагорассудится, честь их при этом не страдает. А жена, которой пренебрегает муж-развратник, страстная пылкая жена, чьи желания он удовлетворяет на одну пятую, неужели она бесчестит его, когда отдается другому? И находятся люди — кто мог бы в это поверить! — которые отвечают на это утвердительно.
Донасьен-Альфонс Франсуа де Сад. Жюльетта
Вместе с тем подавляющее большинство мужей воспринимает внебрачные сексуальные контакты своих жен не иначе как грубейшее посягательство на их честь и достоинство. Окружающие, состоящие в основном из обманутых мужей или кандидатов в таковые, решительно поддерживают подобную оценку, не отказывая себе в удовольствии выразить свое пренебрежительное отношение к «рогоносцам».
Чего ты краснеешь, встречаясь со мной?
Я знаю: ты глуп и рогат.
Но в этих достоинствах кто-то иной,
А вовсе не ты виноват!
Роберт Бернс
Муж застает жену с любовником.
Завязывается драка, в ходе которой муж явно уступает сопернику.
Жена кричит ему:
— А ты его рожками! Рожками!
Беспечность оленя чревата потерей рогов, беспечность мужа — их приобретением.
Письмо сына: «Мамочка, у нас большая радость! Светочка родила мне сыночка! Правда, у нее проблемы с молоком и ребенка стала кормить ее соседка по палате — негритянка… Так вот, он на пятый день совсем почернел…» Ответ матери: «Сынок, когда ты родился, у меня тоже были проблемы с молоком, и я кормила тебя коровьим, однако рога у тебя выросли лишь к тридцати годам!»
Несчастные рогоносцы… Традиционное массовое сознание представляет их не иначе как недалекими, ограниченными, неприспособленными к жизни субъектами, к тому же лишенными какой бы то ни было мужественности и патологически трусливыми.