При этом Энгельс видел не только аналогию, но и несходство между английской и французской революциями. Блок левых сил в последней был прочнее и действеннее, чем соглашение индепендентов и левеллеров во время гражданской войны с роялистами в Англии. Якобинская диктатура, опиравшаяся на народные массы, явилась вообще венцом революционности буржуазии. Она пользовалась плебейскими методами в борьбе с феодализмом, гораздо радикальнее, чем в Англии, решила аграрный вопрос, была в целом свободна от тех колонизаторских притязаний, которые обнаружили Кромвель и его соратники, в частности, в отношении Ирландии. В своих выписках из «Истории Ирландии» ирландского историка и поэта Томаса Мура Энгельс следующими словами охарактеризовал эти различные черты революций XVII века в Англии и XVIII века во Франции: «Французская революция конфисковала земли дворянства в пользу народа! Англичане упразднили право земельной собственности как дворян, так и крестьян [речь идет об ирландцах. – Ред.], искоренив как тех, так и других, и создали новое дворянство. Франция во всяком случае не приобрела колоний и не удержала своей власти над теми, какие у нее были. Только после 18-го брюмера была направлена экспедиция на Сан-Доминго»[525].
Значительно повлияли на изменение расстановки сил в буржуазных революциях перемены, происшедшие в исторической обстановке XIX века, прежде всего сдвиги в классовой структуре общества. За спиной буржуазии, писал Энгельс в начале 1848 г., во многих странах стоял уже формировавшийся пролетариат, обнаруживавший стремление не только довести до конца буржуазную революцию, но использовать ее плоды для борьбы против капиталистического строя[526]. Классовые антагонизмы между буржуазией и пролетариатом, в более или менее зародышевых формах проявлявшиеся и в прежних буржуазных революциях, достигли теперь большой остроты. Это способствовало все большему переходу буржуазии на контрреволюционные позиции, утрате ею способности претворить в жизнь нерешенные задачи буржуазно-демократических преобразований. Общественные тенденции вели к тому, что эти преобразования, включая освобождение угнетенных наций, превращались в составную часть программы пролетарского движения. Если раньше пролетарские, социалистические требования являлись как бы побочным продуктом буржуазных революций, то теперь решение ее оставшихся невыполненными задач становилось попутным делом пролетарской революции. Такова диалектика истории, подмеченная Энгельсом.
Изменившаяся роль различных классов в буржуазных революциях XIX века по сравнению с революциями предшествующих столетий; переориентация буржуазии на компромиссное решение ее споров с силами старого режима и ее сползание на контрреволюционные позиции наложили отпечаток и на самый ход революционных событий. Если в прошлых столетиях развитие буржуазных революций происходило по восходящей линии, каждый новый этап знаменовал собой ее углубление и рост ее интенсивности, то для революций XIX века стало характерным, наоборот, развитие по линии нисходящей. Кульминационный пункт в демократических преобразованиях достигался не по мере развертывания революционных событий, как это было в прошлом, а в самый начальный период, после чего начиналась сдача завоеванных народом позиций одна за другой, переход власти с каждым поворотом в руки все более правых партий. Энгельс отчетливо показал это на примере буржуазно-демократической революции 1848 – 1849 гг. в Германии, особенно в Пруссии. Маркс с полным основанием увидел наиболее классический образец развития революции по нисходящей линии во Франции периода Второй республики (1848 – 1851 гг.).