— Прости, — наконец, произнесла она с иронией, — я понимаю, что тебе кажется, что ты счастлива, но поверь мне, счастье женщины совсем не в этом.
— А в чём? — удивилась Вера.
— Мне надо идти, — ответила мама, проигнорировав вопрос дочери. — Меня ждёт мой муж.
— Муж?.. — ещё больше растерялась Вера. — Но вы же расстались с дядей Вовой…
— Муж сегодня один, завтра — другой, — философски рассудила Вероника Павловна.
И это было уже против её обыкновения — при жизни она сначала молилась на Вериного отца, который их в итоге бросил, а до конца дней своих преклонялась перед дядей Вовой, вторым своим гражданским мужем, так и не ставшим законным супругом и окончательно покинувшим горизонт незадолго до кончины Вероники Павловны.
Вера подошла ближе, чтобы обнять маму на прощание, но, когда разомкнула объятья, поняла, что прижимается к другому человеку. Перед ней стоял Лазар.
— Вот мы и встретились, — улыбнулся он.
Вера отпрянула.
— Как ты познакомился с моей мамой? — спросила она первое, что пришло в голову.
Однако вместо ответа Лазар схватил её за плечи и силой заставил обернуться: под ногами Веры оказался обрыв, а в самом низу — море, бушующее и грозное. Оно билось о скалистые стены, но не могло дотянуться до Веры — высота разделяла их. И несмотря на то, что Вере ничего не угрожало, она чувствовала себя в опасности. Она уже забыла о матери и смотрела только на воду, а мгновение спустя поняла, что полностью обнажена — на ней нет ни клочка одежды. Это привело её в ужас. Вера попыталась хоть как-то прикрыть наготу и сделала шаг назад, прочь от смертоносного края, но что-то держало её, а откуда-то с высоты раздались звуки — всё громче и громче — то ли приглушённые крики, то ли сдавленный стон. Вера подняла глаза к небу: оттуда на неё глядела Эйфелева башня, которая с каждой секундой надвигалась, вырастала из туч громадным перевёрнутым треугольником, и шпиль её вот-вот должен был вонзиться в скалу, где находилась Вера. А звуки продолжали нарастать, становясь оглушительными, болезненными. Вера хотела закричать, но ей сдавило горло, и что-то твёрдое вонзилось в спину.
— Я покажу тебе Париж! — услышала она сквозь дикие вопли, заложившие уши.
В следующее мгновение болезненный тычок проткнул позвоночник, Вера полетела лицом в пропасть, прямо на металлические опоры башни. Их столкновение разорвало пространство истошным криком, и Вера открыла глаза.
Она лежала на кровати спиной и смотрела на перевёрнутую в окне Эйфелеву башню. К счастью, башня уже не двигалась и размерами была намного меньше своего аналога во сне. Пошарив рукой по одеялу, Вера нащупала свою пластиковую заколку-крабик, которой скрепила волосы и забыла снять прежде, чем лечь спать. Собственно, эта заколка и стала причиной боли в спине. А что до странных душераздирающих звуков — они также не были плодом Вериного воображения: звуки ещё не стихли совсем, но чуть сбавили громкость — их авторы подходили к логическому финалу утреннего действа. По всей видимости, хорошая звукоизоляция не входила в приоритеты данного отеля, потому все постояльцы, не только Вера, были вынуждены проснуться сегодня под оргазмические канонады пары, обитавшей этажом выше.
Вера глянула на часы — она проспала шесть часов и, конечно, не могла себя назвать полностью выспавшейся. Но её радовало хотя бы то, что из всех архетипов сна, оказавшимися реальными, по крайне мере один ей всё-таки приснился. На всякий случай она решила удостовериться, что Лазара нигде нет, и пошла в ванную: никаких признаков прилипчивого парижанина, только душ, умывальник и немного застрявших в сливном отверстии волос.
«Слава богу…» — выдохнула Вера.
Она встала перед зеркалом, стянула свитер, оставшись только в бюстгальтере и расстёгнутых джинсах, и начала пристально изучать себя под эротическое двухголосое пение, которое иного человека могло бы раздражать, доставлять неудобства или как минимум смущать за вынужденное подслушивание чужого интима. И, конечно, Вера немного смущалась — щёки вновь охватило румянцем, но глаза её оттенка спелой жимолости вдруг потемнели до смородиновой черноты, а привычная растерянность в них сменилась тяжёлой сосредоточенностью. Едва ли она осознавала, что с ней происходит, и почему эти стоны будто бы околдовывают её.