Я осторожно наклонила свечу к горящей свече и, пока она загоралась, стала просить, чтобы у Дениса не болела голова, а у мамы зубки. Я смотрела на огонь и представляла, как я в темноте прошу у далекого света, чтобы он помог нам. Он ведь добрый и теплый, и все может. Просто не всегда нужно все прекращать или получать сразу, все должно быть в свое время. И все будет в нужное время, он обещает.
Обратно мы ехали по освещённому городу. Мне казалось, что город и сам как большой храм, в нем было много церквей и храмов, многие из которых были разрушены. Но это ничего не меняло, они словно были стенами, или столбами, а небо потолком. Наверное поэтому в городе было много солнца. В храме ведь всегда светло.
41.
Мы вышли у памятника Ленину и пошли к булочной. Когда подходишь к Енисею, всегда заранее пахнет рекой, водорослями и еще немного жареной рыбой, которую продают на берегу. Но у булочной всегда пахло сладким тестом и карамелью, да так, что даже у самой воды этот запах перебивал все другие запахи. Белый маленький одноэтажный кирпичный домик находился метрах в двадцати от воды. Сразу за ним, к самой воде спускалась очень крутая тропка. Так что, подходя со стороны площади Ленина, ты видел яркий белый домик и синюю реки за ним, почти как море.
Внутри булочной было почти темно, пол и прилавок были деревянными, стены были оклеены тусклыми обоями. Они были так стары, что из желтых давно стали бежевыми, а цветы на них - коричневыми. Интересно, а эта бумага была сладкой?
Папа купил ромовые бабы, и мы пошли домой. По дороге мы проходили мимо школы, и папа увидел там свет.
- Может там кто-то из преподавателей, которые меня учили. Давай зайдем? - сказал папа, заходя на территорию школы.
Я осталась у клумбы рассматривать цветы, а папа пошел проверять, вдруг это был кто-то ему незнакомый. Я рассматривала анютины глазки. Почему же их так называют? На глаза они совсем не похожи. Скорее, на бабочек или огоньки в темноте. Каждый из цветков - это целая история, как у Шахерезады. Или может это ее наряд, каждым вечером разный. Но яркий, чтобы ночью была видна только она. Она бы танцевала с платками и рассказывала истории, это был бы целый театр.
Меня позвал папа, и я побежала к крыльцу школы. Только вот огибая клумбу, я зацепилась ногой о бордюр и упала. Боль прошла по всему телу, горели руки и коленки. Я поднялась и опять побежала, чтобы папа не заметил, что мне больно. Только вот когда я подбежала, его лицо было бледным.
Я была в синих колготках, на одной коленке темнело пятно, а вот на второй была дырка большая, и много крови. Мы пошли в туалет, папа сказал, чтобы я сняла колготки. А я все думала, что мама будет ругаться за дыру, наверное, ее можно зашить, но будет очень заметно.
Сидя в кабинке, я осторожно снимала их; обе коленки были разбиты в кровь. Только правая коленка была разбита сильнее, и крови текло много. Я сняла колготки и вышла из кабинки.
Папа выбросил колготки, что было странно и очень меня напугало. Теперь мама точно разозлиться.
Медицинский кабинет был закрыт. Папа взял меня на руки, и мы пошли в соседнее здание. Это был маленький женский монастырь. Мне было стыдно, что я упала, что кровь не останавливалась, что еще все щипало и болело. Я расплакалась, и за это тоже было стыдно.
Увидев меня, женщины только покачали головой и повели нас с папой в их медицинский кабинет.
- Ну чего ты плачешь, - сказала одна из женщин. - Ты же почти женщина, должна терпеть. Это мальчики терпеть не умеют, а девочки должны терпеть.
Она прижгла мне рану, и я сжала зубы, чтобы не закричать. Папа сидел все еще бледный.
- Ну вот и все, кровь остановлена. Купите то, что написано на листке, инструкции будут на упаковке. Главное сейчас рану не тревожить, – сказала эта же женщина, протягивая папе листок.
Другие женщины смотрели на меня с испугом и сочувствием.
Домой меня донес на руках папа, я надела на ночь другие колготки, чтобы рана была закрыта, и быстро уснула.
42.
Проснулась я от шума, папа готовил на нашей печке. Я повернулась на бок, и поняла, что колготки прилипли к ране.
- Пап, а из раны сукровица ночью потекла. – сообщила я.
- И как теперь колготки отлепить? - спросил испуганно папа.
Я испугалась - он не знал что делать. Мама бы что-нибудь обязательно придумала. А папа сейчас может что-то не то сделать, и опять будет больно. Значит, решение придется найти самой. Я осмотрела комнату.
- Пап, а сделай воды теплой, мы намочим, и снимем колготки.