- Рекс Диньку попытался укусить! - выпалила сразу я.
- Ну на пельмени пустим, в чем проблема-то, - спокойно сказала мама, выливая из пластикового ведра воду.
- Он не наш, это чужой пес.
- Ну, значит у хозяев глаз на жопу натянем, чтобы собаку воспитывали. А собаку на пельмени.
- А если никого не убивать?
- А если не убивать, то... - мама спустилась со ступенек, обошла машину, набрала в ведро воды и вернулась к нам. - Вот вам вода. Как собака подходит - брызгаете ее водой и говорите: «Цыля»!
- У Розы щенки.
- И что?
- Можно поиграть? Они смирные.
- Вот еще заразы не хватало, - мама ушла, оставив нам ведерко.
Мы продолжили играть, построили город, и Динька катал машины по трассам. К ступенькам приблизился Рекс. Динька даже шею вжал от страха. Я встала, макнула руку в воду и брызнула на пса:
- Цыля!
Пес дернулся от воды и попятился. Потом опять попробовал подняться к нам.
- Цыля, кому сказала! - прокричала я страшным голосом и брызнула еще воды.
Пес обиделся и ушел. Вышла беременная девушка и недовольным голосом сказала:
- А чего вы с Рексом не играете?
- А он кусается, - сказала я.
- А почему он не на крыльце?
- А мы его водичкой брызгаем, чтобы на крыльцо не поднимался.
- А... - сказала девушка и недовольно поджала губы.
Тут я поняла, что они нам совсем не друзья, они хотели, чтобы мы боялись собаки, чтобы она нас по дурости укусила. Как же можно быть такими подлыми. Динька успокоился и уже не следил за Рексом. Он и так боялся животных, а если бы он начал их бояться еще больше из-за укуса, он бы от нашей кошки по всему дому бегал. Хотя, Софка хорошая и совсем не царапается.
Снова вышла мама.
- Ну как, больше не лез?
- Я его водой брызнула и больше он не поднимался.
- Вот только раз попробует укусить... Ладно, там баба Агния рыбой нас угостила, идите пробовать. Это стерлядь.
73.
Мы зашли в комнату. На столе, который стоял между моей кроватью и Динькиной тахтой, на тарелке лежало три кусочка рыбки. Бежевые, с желтым отливом, они казались совсем не съедобными. Запах был новым, сельдь пахла иначе, Да и горбуша тоже. У этой рыбы в запахе была какая-то кислинка, не как от прокисшего, а своя. Динька, как послушный, или голодный, сразу съел кусок, который протянула на вилке мама. Он покривился, и я поняла, что есть рыбу не стоит. Мама тоже съела свой кусок.
- А тебе, что, особое приглашение нужно? - спросила мама.
- Я не буду это есть, съешьте сами.
- Как это не будешь? Ты знаешь, что это реликтовая рыба, у нее вместо костей хрящи.
- Не буду, - сказала я и сжала губы и зубы, чтобы мама не пропихнула мне рыбу.
- А ну ешь, кому говорю, она знаешь какая дорогая.
- Вот и съешьте с Денисом.
- Ешь!
- Нет!
- Ешь! - она взяла меня за руку, а другой рукой начала тыкать мне в лицо рыбой.
Я до боли сжала губы. Динька начал плакать. Наконец я сдалась, и мать запихнула мне в рот кусочек. Он и правда был чуть кисловат, а еще рыба была старой, мясо было немного ватным, и как будто зернистым, языком спокойно раздавливалось в кашу. Начался рвотный рефлекс. Язык у самого горла свело, начался спазм, и я почувствовала вкус кислоты, обожгло горло. Рот наполнился слюной. Я втянула носом воздух и проглотила злосчастный кусок.
- Все, теперь можете идти, - сказала мама, и мы выбежали на крыльцо.
На крыльце к нам пару раз приставал Рекс. Но вода быстро его отгоняла. Все еще помня вкус рыбы, я пошла к маме в комнату.
- А рыба еще осталась? - спросила я.
- Нет, конечно, - ответила мама.
Я выдохнула, больше ее не придется есть.
- Ну хорошо, - сказала я, поворачиваясь уходить.
- И чего ты так выделывалась? Стоило пугать брата и устраивать сцены, раз так понравилось?
Я почувствовала, что у меня краснеют уши. Мама неправильно поняла мои слова.
- Вот и не надо больше истерик разводить. Сначала истерику устраивает, что есть не будет, а потом добавки просит.
Я поспешила уйти из комнаты. Объяснять матери, почему я спросила про рыбу, было стыдно. Обычно я спрашивала о том, чего боялась, изображая заинтересованность, чтобы точно знать, что меня ждет.
Я вернулась на крыльцо. Быть рядом с мамой было стыдно, а рядом с Динькой скучно.
Я спускаюсь с крыльца и осторожно иду к Розе. Щенки играют друг с другом, не дерутся, играют. Девочка-щенок очень медленно передвигается, то и дело заваливаясь на бок. Ее брат бегает вокруг нее, иногда помогая ей встать, подталкивая сбоку своей мордочкой. Он такой крепкий, сильный, даже, кажется, серьезный; про себя я называю его Глебом. Есть в этом имени что-то ширококостное.
Я осторожно подхожу к ним, а потом сажусь перед ними на коленки. Роза настороженно наблюдает за мной. Глеб подбегает ко мне, обнюхивает и снова бежит к сестре. Она медленно идет, переваливаясь, в мою сторону. Я беру ее на руки. Она такая маленькая, что умещается в двух ладошках. Я кладу ее к себе на коленки, она не сходит с них. Немного повозившись, она сворачивается калачиком и засыпает. Чем больше я сижу, стараясь не тревожить ее сон, тем больше понимаю глупость своего положения. Ноги затекают, трава начинает впиваться в кожу, словно железные прутья, да и мама может выйти в любую минуту. Я глажу девочку. Про себя я уже решила, что она Лиза.