Мы приехали к папиному директору музыкальной школы. Он был очень музыкальный, во всех книгах, что я видела, именно такими изображали дирижеров. Только у него были огромные очки с толстыми линзами. А еще он почти не мог говорить. Он словно скрипел. Слушать его по началу было очень сложно, а потом я научилась разбирать слова. У него была очень добрая жена с невероятно белыми волосами. Они были не седые, а белые, словно шелк.
Сначала меня погнали в ванную мыться. Отец показал как настраивать воду и ушел пить чай. Я помылась и переоделась. А когда вышла, увидела детей. Это были внуки папиного директора музыкальной школы. Я никак не могла запомнить, как его зовут и обращалась на вы.
Внуки у него были злые. Они сразу мне сказали, что я маленькая для их игр, и я им не нужна. Я немного расстроилась и пошла на кухню.
Папы там не было. Зато там была жена папиного директора музыкальной школы. Она накормила меня супом, пришлось съесть все, и напоила чаем. Потому она сказала, что мой папа в кабинете с ее мужем. Я пошла туда. В квартире было три комнаты. Вот в самой дальней, у самой ванны был кабинет. Все стены были в книгах, буквально. Полки доходили до самого потолка.
Я сразу обрадовалась и забыла, что тут есть еще и внуки, которым я не нужна. А внукам, похоже, не нужны были книги, совсем. Они играли где-то еще. Папа пошел мыться, а я осталась смотреть с папиным директором музыкальной школы старый улей. Он был серый и словно из очень-очень тонкой бумаги.
Пчелы, оказывается, очень полезны, даже их яд полезен. И хотя улей мертвый и никаких пчел уже там нет, все равно приятно его хранить и знать, что когда-то в нем была жизнь. А еще в кабинете был одноколесный велосипед. Как у клоунов. Только это был не велосипед, а колесо с педалями и без сидушки. Я долго пыталась на нем хотя бы встать. Колесо было желтое, с каплей оранжевого, ну, если смешивать цвета. С черной резиной на педалях, и шине. Я очень серьезно подошла к вопросу и представляла, что я на арене цирка, и что мне очень нужно сделать круг по арене. Я чувствовала запах лошадей и гул зрителей. И в этот момент я проехалась, прямо, до конца комнаты. А потом повторила. И так, пока не пришел отец.
Я показала отцу, что могу так ездить. Он просто согласился, что я молодец, и продолжил общаться со своим директором музыкальной школы. Они говорили о домрах и о концертах. О том, как сложно сейчас в оркестрах. Как мало платят. О том, что отец хочет вернуться преподавать домру, но в институте за ведение культурологии платят больше.
Меня позвали ужинать. И снова пришлось съесть все. Обратно мы ехали молча. Вышли у гостиницы и опять зашли в булочную, и взяли по ромовой бабе. Шли мы молча, кажется отец грустил. А потом он сказал:
- А давай это будет нашей традицией, мы будем возвращаться вечером домой и брать в булочной ромовую бабу и, вприкуску с ней, идти по финишной прямой до дома.
- Давай, а так будет каждый вечер?
- Ну как получится.
- А сказку ты мне прочитаешь?
- Какую?
- Ну, какая есть, выберем.
- Хорошо.
Но когда мы вернулись, сказка показалась мне лишней. Папа быстро уснул, а я забралась на окно и смотрела на звезды. Каждый вечер - это очень серьезно, это целая традиция, как Новый год. Надо будет рассказать об этом завтра Диме. Может, его тоже с нами позвать. Раз у него отец пьет и ругает сына. Мы бы могли гулять с моим папой. Дима не глупый, просто у него мало книжек в жизни было. А может, он даже согласится дружить со мной. Несмотря на то, что я маленькая.
Я уснула, и во сне почувствовала, как кто-то держит меня за руку. Я чуть надавила пальцами, и рука надавила своими пальцами мне в ответ. Чья-то рука держала меня за ладонь, чередуя свои пальцы с моими. Мне стало страшно. Но рука ничего не делала. Наверно, это был какой-то мой друг, которого я не знала. И я уснула.
Наутро я выяснила, что Дима теперь с нами не живет. Его мать увезла его к своей матери и больше они не появятся. Его отец постоянно пил и не выходил из своей комнаты. Вот так и закончилась дружба, которая не успела начаться.
15.
Сначала мы пошли к автовокзалу. Там находилась почта, и отец отправил маме телеграмму, что можно приезжать. А потом мы пошли в другую сторону от центра города и памятника Ленину. Мы шли к окраине и остановились у покосившихся серых ворот. За ним был еще более покосившийся дом. К нам вышла старая-старая бабушка, она словно была Временем. Вот смотришь на нее, и перед глазами - старинные дубовые часы. Они столько лет считали время, что стали древними как само Время. Вот и она была древней.
В доме было очень темно и тепло. Бабушка поставила передо мной огромный брикет масла и сказала кушать. Кубики были большими, но я ела их и ела, и не могла остановится. А потом мне стало стыдно, что я так много съела. Но мне сказали есть еще. А потом они ушли в другу комнату. Стены надвигались на меня, не страшно. Они словно обнимались. И я уснула у печки. Точнее, я долго боролась со сном, потому что спать в гостях вообще-то не принято. Но как-то незаметно оказалось, что меня будят.