Несмотря на жар камина, я все еще дрожала. И не только от холода. Внутри у меня все заледенело от страха. Надо было лечь в постель и укутаться в одеяло. Я неуклюже поднялась и начала расстегивать высокий воротник...
Окоченевшие пальцы наткнулись на что-то инородное.
Длинное, гладкое, мягкое — как будто вокруг моей шеи обернулась змея. Хоть у меня и болело горло, я все же вскрикнула, когда наконец отцепила ее от себя и отбросила на пол.
Она лежала на коврике перед камином.
Удавка.
Я слышала, что обычно их делают из лески, но эту изготовили из гибкого белого шнура и привязали к небольшой деревяшке.
В ней застряла прядь каштановых волос — моих волос. Видимо, они зацепились за петлю, когда душитель затягивал ее на моей шее, все туже и туже...
Я покачнулась и прикрыла глаза. Я только что осознала, что, если бы не мой высокий воротник, укрепленный пластинами из китового уса, меня бы уже не было в живых. Не зря констебли в Лондоне носили форму с высокими воротниками. Как поразительно и пугающе, что столь простое изделие вселяет ужас в сердца всех жителей города, даже полиции.
Таким же пугающим, а еще постыдным казался мне тот факт, что своим спасением я была обязана не собственной ловкости и уму, а детали женского туалета. О кинжале я напрочь забыла, только царапалась и пиналась как обычная девчонка. Если бы на тот переулок не завернули пьяницы, меня бы не спас даже высокий воротник. Да, однозначно, они помешали душителю завершить свое черное дело. Иначе почему он сбежал в спешке, оставив на моей шее любовно изготовленную им удавку?
Я задрожала пуще прежнего и не сразу заставила себя снова открыть глаза, чтобы изучить это омерзительное приспособление.
Его в самом деле изготовили с любовью. Деревяшка оказалась полированной. Наверное, ее отломали от трости джентльмена. От оружия уличного преступника в Ист-Энде никак не ожидаешь такого изящества. А что до шнура...
Лента от корсета?
Да, это был шнур из корсета леди.
К горлу внезапно подступила тошнота, и я побагровела от злости. Я схватила грязную, оскорбительную петлю и бросила в огонь.
Глава четвертая
Следующие два дня я провела в постели. Говорить мне было тяжело, и я жестами объяснила миссис Таппер, что у меня болит горло; подхватить простуду зимой проще простого, так что хозяйка с легкостью мне поверила. А высокий воротник моей ночной сорочки скрыл от нее отметины на шее.
Сама я пребывала в растрепанных чувствах, и уют домашней одежды и теплой комнаты меня не утешал. Конечно, в детстве я не раз падала с велосипеда, лошади, деревьев и привыкла к физической боли, но боль, столь грубо и бесцеремонно причиненная мне другим человеком, выбила меня из колеи. От супов и варенья, которые приносила миссис Таппер, я отказывалась не только из-за саднящего горла — меня не отпускала тошнота, вызванная отвращением к душителю, способному на столь коварное преступление.
Меня трясло от его подлости и наглости... Нет, не просто наглости. Я не могла подобрать нужного слова для этого злодейства.
Наверное, дело было в шнуре.
Каким же надо быть бездушным, чтобы душить несчастных девушек орудием из трости вроде тех, которыми колотят детей в школах, и детали корсета! Интимного предмета женского гардероба, с помощью которого их затягивают в нелепые платья, делают из них украшение общества, доводят до обмороков, серьезных травм и порой даже до смерти! Я сама ускользнула от братьев в первую очередь ради того, чтобы избежать жестких корсетов. Чтобы не оказаться в пансионе, где мне попытаются вдвое ужать талию. А теперь меня чуть не задушили шнуром от корсета?!
И зачем? Что у меня хотели украсть?
И почему использовали такое причудливое оружие?
В самом ли деле преступником был мужчина? Или на меня напала сумасшедшая?
У меня не было ответов на эти вопросы.
К третьему дню я немного оправилась и, хоть у меня и было неспокойно на душе, вернулась в бюро доктора Рагостина, где уютно устроилась в кресле со стопкой свежих газет, накопившихся за время моего отсутствия.
Мое послание для мамы уже появилось в газете — я отправила все экземпляры на Флит-стрит по почте, — а ее ответ пока не напечатали.
Впрочем, ожидать его было рано. Но я все равно ждала. Мне хотелось...
Нет, так не пойдет. Жалею себя как дите — хочу к мамочке. А что бы она мне сказала, будь она сейчас рядом? И гадать не надо: «Ты и одна прекрасно справишься, Энола».
Раньше я считала эти слова комплиментом.