Вот так неожиданно и внезапно? Неужели я скоро увижу маму? У меня защемило сердце.
А потом оно забилось быстро-быстро, как барабан, и меня переполнила вязкая каша противоречивых чувств. Я любила маму. И ненавидела. Она меня бросила. И не любила. Но она никогда не ограничивала мою свободу и помогла сбежать от братьев, поделившись крупной суммой денег. Ее упрямство и независимость, ее стремление бороться за права женщин...
Минуточку.
ЛИАНА ВСТРЕЧАЕМСЯ НА СТУПЕНЬКАХ БРИТАНСКОГО МУЗЕЯ В ПЯТЬ СЕГОДНЯ МАТЬ.
Британского музея?! Ненавистного Британского музея?! Мама его презирала за постоянные оскорбления женщин-ученых. Вряд ли она предложила бы встретиться «на ступеньках Британского музея».
Как только у меня появились сомнения, я поняла, насколько же сильно мне на самом деле хочется увидеться с мамой. Невыносимо. Мне искренне хотелось поверить в это послание, убедить себя в том, что мама выбрала это место встречи исключительно из соображений удобства, поскольку музей расположен в приличном районе.
Но в то же время в голове зудел ее строгий голос: «Энола, думай».
И я задумалась.
И мои выводы не принесли мне утешения. В этом послании никак не использовался цветочный шифр. Мама не написала бы просто «встречаемся», а иносказательно упомянула бы примулу или омелу, извечные символы свидания. И уж конечно не подписалась бы «мать», а назвалась бы «твоя хризантема», что у нас с ней означало «мама».
Вывод очевиден: объявление в газету поместила не она.
Конечно, хотелось верить, что больше некому, ведь кто же еще...
О нет.
Все ясно.
Вспомнив своего чересчур умного брата, я не выдержала и выругалась:
— Чтоб меня черти съели!
Я так разволновалась, что в глазах потемнело. Но пришлось собраться с силами, чтобы просмотреть все объявления и проверить, нет ли там настоящего сообщения от мамы.
Разумеется, там ничего не было. И ждать пока не следовало; обычно на то, чтобы отправить ответ, у мамы уходило больше недели. Я не знала, как и где пережидают зиму цыгане, но подозревала, что мама сейчас где-то далеко за городом и газеты долго идут к ней по почте, к тому же ей нужно время, чтобы разгадать мой шифр, проверить расписание поездов и составить ответное послание.
В Лондон она в любом случае приедет на поезде. Ну не разумнее ли предложить встретиться у железной дороги или неподалеку от станции? Скорее всего, она бы так и поступила.
Британский музей — как бы не так! Автор этого объявления совсем не понимал маму.
Автор? Ха. Как будто я не знаю, что это Шерлок.
У меня ушло несколько часов на то, чтобы составить гипотезу, как так вышло, и решить, что теперь делать, и я заработала ужасную головную боль.
К счастью, у замечательного секретаря доктора Рагостина сохранился адрес доктора Джона Ватсона.
После полудня я села в кеб и отправилась к этому достойному терапевту. Меня высадили на скромной улочке на северо-западе Лондона перед домом, в котором врач жил и занимался частной практикой.
Мальчик-слуга, у которого Джодди следовало бы поучиться манерам, провел меня в маленькую видавшую виды приемную и доложил, что врача нет на месте, но скоро он придет, поскольку принимать пациентов начинает с часу дня. Судя по часам в углу, ждать оставалось еще пятнадцать минут, и я была отнюдь не против оттянуть встречу.
Наконец они пробили час, и в приемную зашла грузная пожилая дама, страдающая зобом и хромотой. Однако в кабинет врача меня провели первой.
Там было так же тесно, как в приемной, а обивка и шторы выглядели потертыми.
— Мисс... М-м... — Доктор Ватсон поднялся со стула и посмотрел на меня своими добрыми глазами. Судя по всему, он догадался, что мы знакомы, но никак не мог вспомнить, как меня зовут.
— Мисс Месхол, секретарь доктора Рагостина, — подсказала я.
— Мисс Месхол! — Его простоватое лицо озарила улыбка, отчего оно стало обворожительным. — Прошу, садитесь. — Он махнул рукой на стул для пациентов и уселся за стол. — Чему обязан этому неожиданному и приятному визиту?
Меня так смутили его открытость и дружелюбие, что я покраснела. Было бы здорово, будь у меня такой добрый отец!
Я и до этого частенько думала о том, как мне не хватает друга или... Или родственника, только не эксцентричного и рассеянного, а верного и любящего, с которым можно вместе читать книги вечерами в маленькой гостиной. Но сама не понимала, как мне плохо без отца. Мой родной отец умер, когда мне было всего четыре, и до этого дня я по нему не скучала.
До этого дня.
— Я... Э-э... Мне не хотелось бы отнимать у вас время, — сбивчиво произнесла я, запутавшись в собственных чувствах. — Доктор Рагостин, э-э, рассмотрел ваше дело и, м-м, отправил меня к вам с одним вопросом.