Как только затихли шаги на лестнице, я поднялась, подошла на цыпочках к двери и тихонько ее отворила. Внимательно осмотревшись, я выскользнула за дверь, оставив ее приоткрытой, чтобы лишний раз не шуметь. А потом медленно спустилась по лестнице и вышла на улицу. Миссис Хадсон, разумеется, еще выполняла мою неприличную просьбу. Скорее всего, она услышала, как за мной закрылась тяжелая входная дверь. Я не стала терять время зря и побежала к стоянке экипажей.
Кебмен с сомнением взглянул на бедно одетую девушку, но я, к его огромному удивлению, бросила ему соверен, запрыгнула на сиденье и крикнула:
— Британский музей!
Золотая монета заставила кебмена отбросить все сомнения, и он подчинился.
Я закрыла лицо капюшоном плаща, насколько это было возможно, и нетерпеливо вытерла ладонями слезы. (Платка и луковицы при мне больше не было.)
«Больше никакого нытья», — строго приказала я себе; я совершаю поистине глупый, очень рискованный поступок, и мне важно мыслить трезво.
Кеб остановился у ступенек Британского музея.
Вместо того чтобы выйти, я выглянула в окошечко и сразу увидела Шерлока. Он дымил сигаретой, прислонившись к одной из колонн в стиле греческого возрождения перед входом, и выглядел обычным бездельником. Я не сомневалась, что с минуты на минуту какой-нибудь констебль возьмет его за шиворот и скажет идти своей дорогой. А мамы нигде не было видно. И если бы послание в самом деле было от нее и оказалось бы, что Шерлок всего лишь его перехватил, а не сочинил сам, и она пришла бы к музею, мой брат уж точно не стоял бы на ступеньках со скучающим видом.
Я с облегчением вздохнула и улыбнулась. Все-таки моя догадка оказалась верна. Мама за городом, в безопасности, а Шерлок считает, что может обхитрить свою скверную младшую сестру. Что ж, скоро он вернется домой и увидит, кто кого обхитрил.
Кебмен подошел к двери экипажа:
— Мисс?
— Едем дальше, — сказала я.
Весь оставшийся вечер я сидела у зажженного камина и листала вновь обретенную брошюрку с шифрами. Как приятно снова видеть родную первую страницу с нарисованными от руки золотистыми и красно-коричневыми хризантемами и надписью «АЛО НЭИ ЩИВ ХИО МХА МЕТ НАЗ ИРХ»! Правда, на ней появилось кое-что новенькое: Шерлок вывел карандашом решение — «ЭНОЛА ИЩИ В МОИХ ХРИЗАНТЕМАХ».
На второй странице, украшенной анемонами, мой брат написал: «ИЩИ В МОИХ АНЕМОНАХ ЭНОЛА».
Шифр с плющом на ограде он тоже разгадал («ЭНОЛА ИЩИ В НАБАЛДАШНИКЕ МОЕЙ КРОВАТИ»), как и все остальные, включая даже те, которые оказались мне не по зубам.
На странице с фиалками я прочла: «СЕРДЕЧНЫЙ ПОКОЙ ЭНОЛА ПОСМОТРИ В МОЕ ЗЕРКАЛО».
Интересно, какое именно зеркало и что обнаружил там Шерлок? Может, не деньги, а записку от мамы со словами сожаления, прощания, заботы или...
Я воздержалась от слова «любви». Нет, маму волновали более важные вопросы. Она была человеком со стержнем, умным и решительным. Суфражисткой, неустанно бьющейся за права прекрасного пола. Свободомыслящей. Художницей. Притом художницей замечательной, если судить по любовно — или, скорее, изящно — украшенной роскошными цветами брошюрке.
От восхищения маминым талантом я незаметно переключилась на надписи, оставленные Шерлоком. Они были совсем бледными, так что их можно было легко стереть и вернуть книжке первоначальный вид. Но мне, как ни странно, хотелось их сохранить. Мне хотелось оставить при себе частичку не только матери с ее великолепными рисунками, но и брата с его мелким, аккуратным почерком.
Почерк многое говорит о характере, выставляя напоказ как очевидное, так и неявное. Я представляла Шерлока великим детективом, властным и надменным, но его почерк был куда мельче, чем у мамы. Значит, он сам не так уж высоко себя оценивал. Вполне возможно, что мой брат так же не уверен в себе, как и я.
Однако при этом спокойный и последовательный. Завитушки на буквах показывали творческий дух матери, ее стремления, идеализм, ее мечты. В простых, непримечательных буквах, выведенных Шерлоком, не мечты читались — лишь блеклый реализм и взгляд ученого.
Впрочем, они могли выглядеть иначе, более живо и душевно, в иных обстоятельствах; к примеру, в личных письмах к другу. Ведь часто такое бывает, что один человек пишет по-разному. Взять вот Сесилию.