Рядом с ним я заметила полуголую дремалу, больную стригущим лишаем, накрытую плащом, который два дня назад подарила ей Лиана Месхол.
Который до этого принадлежал продавщице перочисток.
— Сестра! — окликнула она меня, когда я подошла к работному дому. Голос у нее был бодрым, но язык заплетался от алкоголя. — Сестра, хлебни с нами джину!
Отвечать не было смысла: сестра в черном никогда не разговаривала. Как и не было смысла хоть малейшим жестом отвергать их гостеприимство: дремалы хорошо меня знали. Я молча начала раздавать хлеб, и они брали его с радостью, но не тянулись к нему так отчаянно, как обычно.
— ...овдовела. Шила, покуда глаза подводить не начали, — бормотала несчастная в плаще: видимо, старик попросил ее рассказать о себе. Из-за «немоты» я не могла принять участие в разговоре, но слушала с огромным любопытством, конечно не подавая виду. — После того пробовала толкать юношам цветы у театра, да в дождь за букетиками никто не подходил. А я все равно стояла, кашлять начала, потом все по наклонной покатилось, из комнаты выгнали, и в первую же ночь в ночлежке какой-то черт бессердечный украл все монетки, какие у меня остались, и всю одежду: сапожки, платье, фартук... В общем, все, кроме сорочки, в которой я спала. Я всем плакалась, но без толку. И вот я брожу по улице, холодная, голодная, и работы не найти без платья-то приличного. Нет, — добавила она, когда старик предложил ей выпить еще глоток джина. — Еще чуток — и я двух шагов пройти не смогу, как упаду, а я и так часто падаю.
Действительно, я не раз замечала, как дрема- лы падали, когда пытались идти, а не ползти — настолько они были слабы.
— Боже упаси, чтоб мою малышку Лиану постигла такая судьба, — ответил седобородый.
Лиану?!
Я и так притворялась, что не слушаю, поэтому не выдала своего удивления. Может, слегка вздрогнула, но в ночи, озаряемой лишь светом огня, мерцающего в металлическом тазу, это вряд ли кто-то заметил.
К тому же потрепанный сгорбленный старик смотрел не на меня, а на дремалу в плаще.
— Моя внучка, — продолжил он. — Четырнадцать лет она уже мается на этой грешной земле, неделю или вроде того назад пошла продавать перочистки и другие мелочи...
Сердце у меня забилось быстрее.
— ...и плакала так горько, говорят, от своего несчастья...
У меня сдавило грудь.
— ...и мы о ней уж больше не слыхали.
Мне захотелось убежать.
Но я не должна была показывать свой страх и потому не ушла, а, наоборот, стала подходить ближе к незнакомцу.
Незнакомцу?
В каком-то смысле да.
— На ней был плащ, вот почти такой же, — говорил старик, кивая на плащ нищенки. У него был безупречный говор низшего слоя. — Можно узнать, где ты его... — Он не успел договорить: я пихнула ему под нос пирог с мясом. Он повернулся ко мне, и я увидела его чумазое лицо, грязные кепку и бороду и умные серые глаза. — Надо же, спасибо.
Я горячо убеждала себя, что он видит перед собой лишь черный, почти бесформенный силуэт в балахоне и вуали, едва различимый в ночи.
— Ты ж по этим местам много бродишь, сестра? — спросил он. — Извини, ты не встречала случаем девочку, худенькую, как тростиночка, по имени Лиана?
Я протянула ему кусок сыра.
— Она высокая для своего возраста, — продолжал он. — Но если ее накормить фасолью, она будет походить на твои четки, сестра, такая она щупленькая.
— Сестра улиц ничего не ответит, — сказала одна из дремал. — Она никогда словечка не проронит.
— Прошу прощения. — В его диалекте кокни проскользнула джентльменская нотка. — Спасибо за еду, сестра.
Он даже не подозревал, насколько он прав, не знал, что я на самом деле его сестра.
Ведь это был мой брат Шерлок.
Глава тринадцатая
На следующее утро Лиана Месхол впервые со своего визита на Бейкер-стрит пришла на работу, не трясясь от страха. Ей больше не о чем было тревожиться, ведь Шерлок Холмс искал не ее, а несчастную продавщицу с корзинкой и в плаще.
Но в то же время я чувствовала себя удивительно паршиво, поскольку заметила, как дрогнул голос Шерлока, когда он говорил о худой девочке, рыдающей от горя, причем это точно была не искусная актерская игра.
Он же понимал, что я не живу в бедности. Он же знал, что мать оставила мне деньги.
Впрочем, миссис Хадсон наверняка рассказала ему, как я горько плакала у нее на крыльце.
Пропади оно все пропадом. Я так стремилась вернуть свою брошюрку, что не подумала о том, как это будет выглядеть в глазах Шерлока. Как, ну как мне убедить брата, что со мной все в порядке?!