Она никак не могла проскользнуть мимо меня незамеченной.
Однако с течением времени я всё отчётливее понимала, что так оно и вышло.
Какая же я глупая! И ещё величаю себя научной искательницей. Нет, я обычная девчонка, которой впору вырезать кукол из бумаги, а не расследовать преступления. Сумерки сменились ночной тьмой, и душа у меня ушла в пятки. Из комнат на верхних этажах лился тёплый свет ламп, но он меня не утешал и только сгущал окружающую тьму, поскольку здания нависали над тротуаром и возвышались надо мной, будто морские утёсы с выпяченными фронтонами, эркерные окна врезались друг в друга и выглядели так, словно их поставили вверх ногами, — сужались книзу и грозили в любой момент рухнуть на ничего не подозревающего прохожего.
Казалось, на мой маленький мирок уже рухнуло такое окно. Я уверенно бросалась на поиски пропавших людей — но много ли это приносило пользы? И сейчас я стояла здесь, в темноте, совершенно одна, брошенная родной матерью, несчастная, как бродячий котёнок...
Над магазинчиком Пертелотты вспыхнул свет, озарив мои мрачные мысли, и я тут же перестала жаловаться на судьбу. Забыв и о своих невзгодах, и о намерении никому не попадаться на глаза, я помчалась через улицу, безлюдную, с погасшими окнами магазинчиков, и подбежала к лавке Пертелотты.
Если она поднялась на второй этаж, в комнату, под которой располагалась вывеска в форме петуха, вполне возможно — как же я об этом не подумала?! — что миссис Кипперсолт живёт над своим магазинчиком!
Надо подобраться ближе.
И как можно скорее. Они уже ругались — я слышала низкий грудной голос Пертелотты, доносившийся из комнаты наверху, и чей-то другой, едва различимый. В приоткрытое окно вылетали обрывки их разговора на повышенных тонах, но слов я разобрать не могла.
Как же поступить?
Хотя одна идея у меня была.
Три широких шага — и я приблизилась к узкому «тоннелю» между «Пертелоттой» и соседним магазинчиком. Задрав юбку выше колен и прижавшись спиной к одной стене, я упёрлась ногами в противоположную и начала карабкаться наверх. Не могу описать в подробностях, как, — скажу только, что трубочисты, вероятно, так же поднимаются по трубе.
На высоте шести футов я перестала волноваться, что меня заметит случайный прохожий — в конце концов, кому придёт в голову высматривать девчонку на такой высоте между домами?
Я добралась до окна комнаты, освещённой газовой лампой, и отчётливо услышала слова Пертелотты:
— Думаешь, я дура?! Стоит мне отвернуться — и ты тут же влипаешь в неприятности. Што теперь тебе в холову ударило?
— Мы эт’ уже обсуждали. Я занимаюсь своими делами.
Минутку. Второй голос, хриплый и низкий, было почти не отличить от первого. Пертелотта разговаривала с женщиной. Кто она такая?
И где Шантеклер?
— Сидела бы ты дома да помалкивала — ни на чью холову беду бы не приносила!
— Ничего я не делала! Ну, бумажки кой-какие заполнила, штоб его упрятать туда, куда он меня засунуть хотел. Так ему и надо!
Пертелотта ахнула и в ужасе воскликнула:
— Да ты сумасшедшая! Прав был мой муженёк, што тебя туда отправил!
— Но ведь это ты уховорила его меня оттуда вытащить, а?
— Заткни свой рот, ведьма! Ты...
— Ты попросила забрать меня, потому што можешь сама обо мне позаботиться. Ты ж всегда будешь обо мне заботиться, а, сестрёнка?
От её интонации — злобной и безжалостной — волоски у меня на шее встали дыбом.
Я добралась до верха моей «печной трубы» — туда, где соединялись верхние этажи зданий, а нужное мне окно располагалось чуть дальше. Я всё слышала, но ничего не видела.
А мне важно было увидеть эту загадочную женщину, которая всё упрямо повторяла:
— Ты будешь обо мне заботиться, да? Отвечай. Я знаю, что ты всегда будешь обо мне заботиться.
Меня и светящееся окно разделял карниз, нависающий над мостовой.
Над твёрдой булыжной мостовой. Падать далеко — и, скорее всего, больно.
Однако...
Я сделала глубокий вдох. А потом наклонилась над тёмной пропастью, вцепилась в округлый деревянный край карниза обеими руками, оттолкнулась от стены своей уютной «печной трубы» и качнулась вперёд в надежде запрыгнуть на крышу.