«Ну, бумажки кой-какие заполнила, чтоб его упрятать туда, куда он меня засунуть хотел, — сказала она сестре, когда я подслушивала их разговор за окном. — Так ему и надо».
Оказаться в психиатрической лечебнице на какой бы то ни было период времени — печальная участь, но я надеялась, что за неделю с доктором Ватсоном не успело случиться ничего дурного.
Пожалуй, мне даже повезло, что я порезала губу; благодаря этому я воздержалась от активных действий, которыми рисковала выдать себя с головой.
Только две недели спустя, уже после того как доктор Ватсон вернулся к врачебной практике, обворожительная мисс Энверуа нанесла визит добросердечной миссис Ватсон.
Я замаскировалась с помощью «лёгких и незаметных средств» Пертелотты, приклеила на висок родинку, изящно уложила парик и нацепила на него самую модную шляпку. Без ложной скромности замечу, что в лимонно-кремовом муслиновом платье, расшитом кружевом, я выглядела очаровательно, если не божественно. По этому случаю я захватила с собой букет из примул, цветков яблони и резеды душистой. Примула означала грядущее счастье, цветок яблони — здоровье, а резеда — искреннее уважение: я надеялась, что Мэри Морстен Ватсон это поймёт. У резеды душистой мелкие, непримечательные цветки, но она источает сладчайший аромат — отсюда и название. Их уместно вручить человеку, чьи удивительные достоинства завуалированы не менее удивительной скромностью.
Поднявшись на начищенное до блеска крыльцо, я протянула горничной визитку мисс Виолы Энверуа и принялась ждать, пока меня примут: я не сомневалась, что миссис Ватсон согласится со мной увидеться, но не была уверена, сможет ли она довериться мне так же, как в прошлый раз.
Видите ли, я всего лишь хотела удовлетворить своё любопытство — и всё.
Однако меня ждало нечто большее, о чём я даже не подозревала.
— Мисс Энверуа! — Хозяйка выбежала ко мне навстречу, раскинув руки в гостеприимном жесте; в домашнем платье бежевого цвета она выглядела так же скромно, как пучок резеды. — Как любезно, как неожиданно, что вы снова пришли! А какой чудесный букет вы принесли! — Она уткнулась носом в цветы, вдыхая аромат, и лишь затем передала их горничной. — Право, вы слишком добры.
— Осмелюсь возразить, миссис Ватсон. Такой человек, как вы, заслуживает всего самого доброго.
— Однако теперь мне ничего не нужно. Я счастлива: вы наверняка слышали, что Джон вернулся, целый и невредимый.
— Да, и я испытала невероятное облегчение — разумеется, не сравнимое с вашим.
— О! Признаюсь, я чуть не упала в обморок от переизбытка чувств, когда его увидела! Прошу, садитесь. Нам принесут чаю.
Зря я сомневалась в её доверчивости: миссис Ватсон была готова рассказать мне всё, от начала и до конца. Когда нам принесли чай и лимонные вафли, я как бы невзначай спросила, чья это заслуга, что её супруг нашёлся, — полиции?
— Вовсе нет! Полицейские признали, что у них не было ни единой зацепки.
— Значит, мистер Шерлок Холмс сам разгадал загадку?
— Нет, даже ему не всё известно. Мы до сих пор не знаем, кто преступник... Видите ли, когда Джон отдыхал в клубе, к нему подошёл неизвестный господин и сказал, что мистеру Шерлоку Холмсу срочно необходимо помочь в деле необычайной деликатности; сначала Джон отнёсся с подозрением к просьбе незнакомца спрятать визитки и врачебную сумку за диваном, чтобы никто не признал в нём врача, — видите ли, господин этот выглядел довольно причудливо, и лицо у него было странное, — однако мистер Холмс часто втягивал Джона в самые невероятные приключения, и мой бедный муж поверил злодею. Он пошёл за ним, словно ягнёнок на заклание, и за первым же углом на него выпрыгнули констебль и ещё один джентльмен из чёрного экипажа. Разумеется, когда его схватили, Джон сопротивлялся и кричал: «Что вы творите?! Я спешу! Меня ждёт мистер Шерлок Холмс!» Тут обманщик со странным лицом обратился к констеблю: «Видите, как всё плохо?» — а констебль ответил: «Да, вы правы. Типичный случай мономании. Идёмте, мистер Кипперсолт».
— Кипперсолт?! — воскликнула я, делая вид, что ничего не знаю. — Кажется, про него что-то писали в газетах?
— Да, так звали несчастного, которого убили и закопали в теплице.
— Возможно, здесь есть какая-то связь?
— Мистер Холмс тоже так думает. Он расследует это дело. Так или иначе, те негодяи из чёрного экипажа считали, что Джон на самом деле мистер Кипперсолт. Он говорил им: «Вы совершаете ужасную ошибку! Меня зовут Ватсон, доктор Джон Ватсон!» — а они всё твердили в ответ: «Тише, тише, мистер Кипперсолт, не сопротивляйтесь». Вдруг из экипажа вышла медсестра; она сказала: «Пожалуйста, успокойтесь, мистер Кипперсолт» — и уколола его шприцем. Очнулся он уже в психиатрической лечебнице, и там никто не желал его слушать. «Такая несправедливость любого может довести до безумия, даже самого здравомыслящего человека», — сказал мне Джон.