Глава третья
Признаюсь, когда я впервые увидела городской особняк герцога Луи Орландо дель Кампо на Окли-стрит, он вызвал у меня немалое удивление, поскольку я не ожидала увидеть в этом роскошном районе у набережной Виктории дом в неомавританском стиле. В Лондоне встречались самые разные архитектурные стили: неогреческий, георгианский, итальянский, французский, швейцарский, баварский и так далее до бесконечности — но мавританский? Его я видела крайне редко. В этом здании из жёлтого кирпича приятными охряно-оливково-коричными оттенками жертвовали в угоду багряной отделке и сиренево-синей крыше. Под остроконечными арками в красно-белую полоску сверкали рубиново-изумрудные витражи. Ко всем дверям вела шахматная плитка, а эркерные окна и башенки вместо скучной черепицы венчали бронзовые купола словно из «Арабских ночей». Я приблизилась ко входу и постучала дверным молотком в виде улыбающегося джинна, готовая к чему угодно — даже к дворецкому в тюрбане.
Но мне открыла обычная горничная в утреннем платье в цветочек, и на протянутый серебряный поднос я положила визитную карточку доктора Рагостина, на которую заранее приписала вручную своё новое имя: миссис Джон Джекобсон.
— Мистер Шерлок Холмс прибыл? — спросила я.
— Пока нет, мадам. Он скоро будет.
Печально. Когда Шерлок появится, мне придётся сбежать. А я ещё не придумала как.
Горничная понесла мою карточку фрейлинам. Не личным горничным, и даже не компаньонкам, нет — фрейлинам! Хмм. Любопытно. Дожидаясь возвращения служанки, я разглядывала прихожую с арочным потолком, украшенную арабесками и испещрённую нишами, в которых вместо привычного дрезденского фарфора стояли необычные сосуды — керамика, бронза — в форме слонов, львов, аистов, петухов, дельфинов, крокодилов, кошек... нет, как ни странно, кошки оказались настоящими! Домашними, грациозными, декоративной восточной породы. Они сидели меж ваз и ловко гуляли по резным деревянным выступам. Меня так поразила экзотичность этого дома, что, когда горничная вернулась за мной и повела наверх, я вполне готова была увидеть нечто похожее на сераль.
Будуар не разочаровал. Мало того что стены были обшиты деревянными панелями цвета слоновой кости — их ещё покрыли яркой разноцветной плиткой в форме звёздочек, искусно сложенных в единый узор. Бордюр под потолком состоял из цепочки объёмных пятнистых лошадей. На одной стене висели персидские миниатюры в рамках из слоновой кости. Под ногами лежал мягкий турецкий ковёр с изящным узором. Казалось, я попала в другую страну.
Однако приняли меня дамы с типичными чертами английской аристократии: пресными лицами, тонкими губами и бледными глазами, вероятно, младшие дочери вице-королей или баронов. Их представили как Мэри Хамблтон и Мэри Торокрамб. На первой было великолепное платье из бирюзового атласа с медно-золотым оттенком, на второй — персиковое, из тафты, в стиле маркизы Помпадур, покрытое розовым муслином. Выглядели обе так изысканно, что мне стало немного неловко в платье фасона «принцесса» из плотного фая, достойном, но далеко не таком роскошном. Если фрейлины герцогини одевались так дома — как же богато наряжалась сама Бланшфлёр на прогулку?
Этот вопрос я оставила на потом. Обе Мэри сели и с безразличным видом кивнули мне на третий стул. Несмотря на их возвышенные одежды, настроение у фрейлин было упадочническое, а глаза красные и опухшие.
— Нам сейчас так тяжело, — произнесла Бирюзовая Мэри, когда принесли чай. Горничная подала чашку мне последней, и по неестественно вытянутым спинам и задранным подбородкам фрейлин читалось, что они поступили чрезвычайно благородно, согласившись принять столь непримечательную особу.
— Мы уже разговаривали с полицией, — с лёгкой досадой добавила Персиковая Мэри. — Так что ваш... доктор Рагостин желает знать?
Прилежно играя свою роль, я сняла хлопковые летние перчатки жёлто-бежевого цвета, бросила их в маленький саквояж и извлекла из него блокнот с карандашом:
— Во-первых, с какой целью вы и ваша благородная госпожа отправились в Мерилибон?
— «Цель» не самое подходящее слово, — резко ответила Бирюза. — Нашей милой Бланшфлёр не нужна причина, чтобы пойти туда, куда ей заблагорассудится.
«Нашей милой Бланшфлёр»? Не «нашей дорогой леди» или «нашей любезной госпоже»? Похоже, герцогиня и её фрейлины удивительно близки.
— Её милость была... нет, есть и сейчас... — фрейлина замялась. — У неё свободный дух...
— Юный, — вставила Персик, которой и самой было не больше двадцати. — Она любительница безобидных приключений, и размеренная, спокойная жизнь кажется ей скучной, и если каприз может хоть ненадолго поднять ей настроение... — В её близко посаженных глазах заблестели слёзы.