— Так они все-таки убили мальчика? — с трудом выдавил я из себя.
— Во многом — благодаря вам, голубчик, — устало подтвердил незнакомец.
— А то, что это все…? — мой язык вдруг перестал меня слушаться. Я бубнил что-то невнятное и старался жестами пояснить туманный смысл своих слов. — В той комнате… он спит… а они — все связаны… Как это?
Незнакомец долго смотрел на меня, а затем сказал:
— Это все фантомы. Блеф. Миражи. И коньяк-то вы пьете — не из разбитой бутылки. Она цела. Обратите внимание.
Сердце мое сдавила печаль, и я безмолвно заплакал. Брюнет встал и взял меня под руку:
— Ничего. Один шанс еще есть. Не упустите его.
Он подвел меня к двери:
— Отдайте пистолет.
Я покорно повиновался.
Мы вышли в подъезд и стали спускаться по лестнице. Я шел первым, незнакомец — за мной. Я едва смог расслышать, как раздались два выстрела…
Я очнулся от того, что кто-то закричал.
Отдышался, вытер пот со лба. Охлопал карманы в поисках сигарет и тут же сам на себя злобно выругался: времени и так нет, а я думаю о какой-то ерунде.
Часы показывали без пяти двенадцать. Я обернулся. На заднем сиденьи сидел белокурый кудрявый мальчик и улыбался:
— Ты отвезешь меня к отцу?
Я замялся в нерешительности:
— Да… То есть… Я хочу сказать… Я и есть — твой отец.
Он звонко рассмеялся:
— Ха-ха-ха! Ты врешь! Я знаю, что ты врешь!
Я вдруг сильно обрадовался от того, что моя бездарная, неуклюжая ложь оказалась ненужной. Я даже вздохнул облегченно:
— Конечно, вру. Это я так… Пошутил. Но обещаю, что мы найдем твоего отца. А если я чего обещаю — то обязательно делаю. Понял?
— Ага! — от нетерпения он подпрыгнул на месте.
— Ну тогда — поехали! — я завел машину и вырулил на шоссе. Выкрутил руль влево и дал газу до упора. Из-под задних колес вырвались фонтанчики щебня; маленькие камешки забарабанили в днище; над обочиной поднялись белые столбы придорожной пыли.
— А-а-а! — заорал мне на ухо сорванец и снова залился счастливым смехом.
Издалека послышался надсадный гул мощных моторов, рассерженное шуршание шин по пересохшему асфальту и обрывки веселой мелодии, разбросанные ветром как попало, безо всякого порядка. Навстречу нам, плавно покачиваясь, неспешно катились разноцветные фургоны передвижного цирка шапито. Они ехали в город, а мы — прочь от него…
Можете смело входить в подъезд — там лежит только мой окоченевший труп, а сам я далеко, ох, как далеко!; серая лента дороги медленно наплывает и, раскрученная колесами, стремительно убегает вдаль, куда-то за спину, а мы все едем и едем, и никак не можем остановиться; мы веселы и счастливы — я и кудрявый белобрысый мальчишка, чье хрупкое тело наспех закидано сухими трескучими ветками в безымянном лесном овраге…
Видно, не было для нас другого расклада…
Человек с крылышками на плечах
Смешно… Право же, смешно! Вы представляете, что он мне сказал! Он сказал… Он сказал: «Все могло бы сложиться совсем иначе, мой мальчик…» Ха! Иначе! Если бы я знал заранее! Нет, хорошо, конечно, иметь ангажемент в Лас-Вегасе и носить маленькие крылышки на плечах, но если бы я знал заранее, какую цену придется за это заплатить!
Впрочем, ладно. Обо всем по порядку. Только сначала выпью — чтобы немного успокоиться.
Ну вот, теперь можно начинать.
История эта приключилась не так давно — прошлым летом. Мы переезжали в Энск — впереди была неделя гастролей в маленьком, пыльном, Богом забытом городишке.
Васильич — иллюзионист, шпрехшталмейстер и директор труппы в одном лице — считал, что дольше недели задерживаться в Энске не стоит: какие летом сборы? Так, одни слезы — на еду бы заработать. И он был, как всегда, прав. Да и программа, говоря откровенно, ничем особенным не блистала: никаких рекордных трюков, никаких новых номеров. С такой программой только по глубинке и чесать. Ну так ведь Энск — город-то не столичный.
Ребята в труппе подобрались хорошие, душевные. Но, положа руку на сердце, артисты — никудышные. Не тот уровень. Давно уже пора в утиль с их устаревшими номерами. Вы, конечно, спросите: "А сам-то ты как туда попал?" Отвечу: "Случайно". То есть, не совсем чтобы случайно — тройное сальто я тогда еще не делал. Не мог. А таких, которые двойное крутят — хоть пруд пруди.