— Я хочу выйти, — сказал Кудрявцев.
— Пока не стоит, — мягко ответил Карлов. — Я не могу выпустить вас в город. Ни вас, ни кого другого.
— Ваши люди будут стрелять?
— Это ни к чему, правда? — подхватил генерал. — И зачем нервировать пассажиров? Не надо. Я очень рассчитываю на вашу помощь.
— Какую?
— Сядьте. Успокойтесь. Просто дождитесь, пока мы сами не разрешим создавшуюся ситуацию.
— Нет никакой ситуации. Я здоров. И я хочу выйти. Послушайте, — Николая внезапно осенило, — свяжитесь с моим начальником.
— С кем? Говорите, я записываю.
— С моим начальником! Ильиным…
— Прошу вас, Николай Владимирович, не нервничайте. Успокойтесь. Как вы сказали? Ильин?
В этот момент Кудрявцев все понял. «Он знает, как меня зовут, и делает вид, что в первый раз слышит об Ильине… Этот Карлов просто тянет время. Он чего-то ждет…»
Николай посмотрел в боковой фонарь кабины. На взлетной полосе никого не было.
«Они не входят, потому что боятся заразиться. Но как только они будут готовы…» Николай догадывался, что это означает.
— Послушайте, генерал. Давайте начистоту. Я хочу выйти. Я хочу жить. А вы меня уже списали. В чем дело?
— Николай Владимирович, позвольте, я свяжусь с Ильиным. Мне потребуется несколько минут… Может, чуть больше.
— Ильин изолирован, так? — спросил Николай.
— Не понимаю, о чем вы говорите?
— Все. Теперь мне все ясно.
Ему действительно стало все ясно. Головная боль прошла так резко, словно ее выключили. Все тело налилось силой и гибкостью. «Период черного пятна, после чего все приходит в норму. Правда, ненадолго», — почему-то подумалось ему.
— А знаете, генерал, я угоню этот самолет!
Карлов устало усмехнулся.
— Николай Владимирович! Не делайте глупостей! Ситуация патовая! Вы не можете выйти, я не могу до вас добраться. Давайте пойдем навстречу друг другу. У самолета — пустые баки. Пока его заправят… Это долгая история. Вы же понимаете, что вы инфицированы. Ильина больше нет. Да и «Заслона» — тоже. Выброс… Я вас не выпущу. Поэтому успокойтесь и ничего не предпринимайте. Я гарантирую вам отдельную палату и любые лекарственные препараты, какие только скажете. Ну что, по рукам?
Николай молчал.
— Ну что? — повторил Карлов.
— Я не хочу… вот так, — сказал Кудрявцев.
— Но у нас же нет выбора… — начал было генерал и вдруг понял, что его никто не слушает. В трубке раздавалось только тихое потрескивание, потом и оно прекратилось.
Карлов протянул трубку референту и коротко бросил:
— Быстрее!
Черноволосый отбросил наушники и мило улыбнулся командиру корабля.
— Никто не хочет решать мои проблемы… Ровным счетом никто, понимаете? Видимо, придется самому, — он расстегнул пиджак и стремительно выхватил пистолет. Рванувшегося к нему командира он ударил рукояткой по голове, быстро отступил назад и запер дверь.
Командир упал в кресло; кровь из рассеченного лба закапала на белоснежную рубашку. Пилот выругался:
— Черт бы тебя побрал! Что ты делаешь? Что вообще происходит?
— Что происходит? — брюнет взвел курок. — Если вкратце — то нас уже нет. Мы еще ходим, дышим, шевелим губами, двигаем руками и ногами, но нас уже нет. Это понятно?
— Что значит «нет»? — недоумевал командир.
— «Летучий голландец». Слышали когда-нибудь об этом? Корабль, идущий в бурю и шторм под полными парусами. С неба льется лунный свет, завывает ветер… А на палубе — никого. Только призраки. Мы все — призраки.
— А-а-а, — протянул командир. Теперь, кажется, ему было понятно, в чем дело. Этот парень — сумасшедший. Только и всего. Сумасшедший с пистолетом в руке.
Командир намеревался незаметно включить связь, чтобы за диспетчерским пультом слышали, что здесь творится, но мужчина перехватил его движение, резко бросившись вперед и вырвав провода наушников из гнезд.
— Не надо! Пока это просьба, — он прижал обрез ствола к мокрому от пота лбу командира.
— Должен заметить, весьма вежливая, — стараясь не делать резких движений, сказал командир.
— Насколько это возможно в сложившихся обстоятельствах, — парировал мужчина. — А теперь — запускайте двигатели.
Командир поднял на него глаза.
— Пожалуйста, уберите оружие.
Мужчина отступил на шаг, но по-прежнему продолжал держать пилота на мушке.
— Спасибо, мне так спокойнее, — сказал командир. — А теперь по порядку. Я могу запустить двигатели, но вам это ровным счетом ничего не даст. Керосина в баках — на пятнадцать минут, не более. Мы сможем только взлететь, но тут же упадем.
Брюнет рассмеялся.
— Я что, похож на самоубийцу? И даже если так, разве у меня нет другого способа? — он выразительно повертел пистолетом.
— Но тогда зачем…
— Эй, вы меня плохо слышите, да? — глаза у брюнета стали наливаться кровью. Командиру показалось, что еще немного — и он потеряет контроль над собой.
В дверь стали стучать. Стук становился все сильнее и сильнее.
— Я сказал: «Запускайте двигатели!» Мне что, пристрелить кого-нибудь из ваших товарищей? Или из пассажиров? Чтобы рассеять последние сомнения? Я сделаю это, — он потянулся к задвижке.
— Ладно, ладно. Не надо, — командир активировал систему старта.
Пульт перед ним зажегся разноцветными огоньками. Стрелка топливомера едва качнулась вправо и застыла около отметки «0».
— Видите, керосина нет.
— Тогда чего же вы тянете?
Командир пожал плечами и щелкнул тумблерами. Фюзеляж лайнера охватила мелкая дрожь, передававшаяся через пол. Откуда-то сзади послышался посвист турбин.
— Пока двигатели выйдут на рабочий режим…
— Командор, я ведь уже говорил: мы никуда не летим. Я просто хочу, чтобы эти машины отъехали. Вы двинете самолет с места, «Волги» разбегутся, я спрыгну в грузовой люк и перелезу через забор. Все останутся целы и довольны. Ну?
— Я не могу это сделать, — покачал головой пилот.
— Конечно, можете. Надо их немного испугать. Пусть отъедут. Я хочу выбраться отсюда, понимаете? Ну? — пистолет снова прижался к голове летчика.
— Хорошо, хорошо…
— Только отгоните их, и все. А я спрыгну, они меня и не заметят.