— Вас?!
— Меня. А вот не садись в карты с кем попало…
— А Оболенский?
— Оболенский в своем амплуа… Он ведь тогда под трибунал угодил — за растрату и промотание… За месяц до событий оправдали, уволили к чертям из рядов, и уехал он к дочери в Торонто… А я, стало быть, отвечай за всех! Чувствую, вот-вот начнут допрашивать с пристрастием… Ну и какой мне смысл перечить?.. Да, говорю, глава… — Рассказчик выдержал паузу и с удовольствием оглядел приоткрытые рты гостей. — Пальцем не тронули!.. — победно сообщил он. — А самое-то забавное — тихушники тоже решили, будто я их глава! Раз в газетах написано, значит, глава… Что ж вы чай-то не пьете?
— Успеем, — заверил Антон. — Вы продолжайте…
— Да-с… — удовлетворенно молвил хозяин. — Раз глава, начали меня обхаживать.
— Тихушники?
— Нет. Контора… А что, говорят, если вы публично отречетесь и покаетесь? Обратите внимание, сдать подполье с потрохами даже не предлагали — видно, сдавать еще было нечего… Ага, думаю, это уже что-то конкретное… Нет, говорю, не отрекаются, любя… Так мы ж не задаром, говорят. Чего бы вы хотели?.. — Композитор пододвинул поближе мельхиоровую пепельницу и долго располагал в ней трубку — так, чтобы не упала набок. Установил, полюбовался, проводил глазами восходящую к потолку струйку дыма. — Ну я им условие: готов уйти из политики, если дадут возможность творить в свое удовольствие. И ведь не надули, как ни странно… дача, госзаказы, пиар…
— А вы не боитесь все это разглашать?
— Ну не будьте вы так наивны, Антон! Там, наверное, тоже не дурачки сидели. Какая им разница, тот я, не тот! Задача в чем? Чтобы публика поверила, будто подполье обезглавлено… Ну так попробуй не поверь, если мое отречение в ленте новостей! Таким вот, стало быть, манером я и попал из Савлов в Павлы, ни тем ни другим не будучи… Печенье берите…
— Спасибо… А что тихушники?
— Решили облить презрением. На здоровье, я не против…
— Отомстить не пытались?
— За что?
— Н-ну… вы ж говорите, они и впрямь поверили, будто вы…
— Пытались, но… Да вот как сегодня…
Три Тихона вновь нахохлились и уткнули носы в чашки.
— А отшибленные?
— А что отшибленные? Теперь это мои фанаты, моя финансовая опора…
Непрост, ох непрост был Иоганн Себастьянович. И тогда, за карточным столом, и сейчас, за обеденным. Глядя в карие с насмешливой искоркой глаза, Антон давно уже заподозрил, что узнан с первого взгляда и что композитор просто не желает посвящать посторонних в тайну их знакомства, потому и ограничивается намеками.
Если так, то побег, считай, удался… Себастьяныч наверняка все входы и выходы знает, связи у него…
— Стало быть, за вами теперь должок?
— Перед Треплевым? Да, конечно! Неоплатный, добавьте…
— Ну почему же обязательно неоплатный… — рискнул тонко намекнуть Антон — и вдруг насторожился.
Парадная дверь, судя по всему, никогда не запиралась, ходила в петлях бесшумно и охранных приспособлений не имела. Зато висячие ступени дубовых лестниц, несмотря на солидную свою толщину, гулко отзывались при каждом шаге: туп, туп, туп.
Так вот, судя по звукам, кто-то опять проник в особняк, причем явно не в одиночестве. Участники чаепития прислушались.
— Загонщики? — встревоженно предположил Антон.
— Это вряд ли, — успокоил его хозяин и снова взял трубку. Попыхтел, окутался дымком. — Всяк осмелившийся помешать моему творческому процессу… — Последние слова композитор сопроводил двусмысленной, чтобы не сказать бесстыдной, ухмылкой. — …немедленно будет объявлен в городе пособником тихушников. А это для отшибленных, вы уж мне поверьте, страшней всего… Нет, Антон, полагаю, к нам пожаловали с другой стороны баррикад…
В дверном проеме возник и почти полностью его занял квадратный сорокалетний блондин с выдающимся подбородком. Несколько долгих секунд он молча смотрел на чаевничающих, затем разомкнул уста.
— Добрый вечер, Иоганн Себастьянович, — сказал он.
Из-за плеча его выглянула еще одна физиономия столь же волевых очертаний.
— Милости просим, — приветливо откликнулся хозяин. — Поздненько вы…
Не отвечая, первый из пришедших сосредоточился на троице террористов. Под его взглядом тех повело и скорчило.
— Что, партизаны? Мало в прошлый раз показалось? — тихо-зловеще осведомился блондин. — Вы что творите?.. А тебя-то, Громовица, как сюда занесло?
— Вот… занесло… — нехотя отозвалась она.
Вопрошающий мельком покосился на Треплева, затем приостановил на нем взгляд и озадаченно нахмурился, словно бы припоминая, где они могли видеться раньше. Не вспомнил, досадливо мотнул головой и снова повернулся к Тихонам.