Когда в 1549 году португальские купцы привезли в Японию иезуитов (а еще огнестрельное оружие), члены ордена начали миссионерскую работу. Отмечая, что японцы вовсе не являются дикарями (это как раз японцы считали все остальные народы за gajin, варваров, забрасывая европейцев, китайцев, малайцев и арабов в один мешок), решили «перевести» христианство для японской культуры. Католические церкви строились как синтоистские святыни, священники носили одеяния, похожие на одежду буддийских монахов, Писание было переведено на японский язык. Но появилась проблема с крестом — в Японии смерть на кресте была смертью, несравненно более позорной, чем в кругах латинской и иудейской культуры. Проявление почитания предмету столь глубокого позора для японцев было просто невообразимо, потому иезуиты перестали размещать кресты в храмах. Только для Ватикана это было слишком много — было приказано завершить «эксперимент» и вернуться к классической миссионерской деятельности, с христианством, облаченным в европейские культурные образцы. Это совпало с преследованиями христиан, начатые кланом Такеда. В результате, христианство в Японии практически исчезло — до эпохи Мейдзи дожили очень небольшие группы, полностью законспирированные, в то время как в 1614 году в Японии было 300 тысяч христиан. Об этом можно лишь сожалеть, поскольку такой уровень христианизации в Стране Цветущей Вишни уже никогда не был достигнут. Но, не продвинулись ли иезуиты слишком далеко? Вопрос звучит следующим образом: как много можно «перевести», не подделывая Доброй Вести?
Он написал это две недели назад. С того времени — ни слова, а ведь сколько раз пробовал. Тшаска положил пальцы на клавиатуру и тут же понял, что в голове пустота. Не появилось ничего, что можно было бы перелить на бумагу. Викарий перечитал последний абзац еще раз, но ему казалось, будто бы читает текст, написанный кем-то чужим. И он уже был взбешен, уже знал, что и теперь ничего не выйдет, но еще сидел перед монитором, через силу пытаясь преодолеть интеллектуальное оцепенение, в котором находился уже несколько месяцев. И ничего, совершенно ничего. Викарий переставил штекер из телефона в модем; Господи, ну какое же все это было архаичное, точно так же мог бы передавать и дымовые сообщения; модем тихонько запищал и соединился с сетью. Тшаска открыл Outlook, выпало несколько сообщений-предложений: buy Viagra, chip Cialis, meet hot chicks from your area, enlarge your penis. Особенно последнее предложение показалась викарию жестоким; он стер весь спам, еще раз нажал на клавишу «Отсылка/Прием», но за эти последние несколько секунд никто выслать ему электронное письмо не решился. Он выключил компьютер, прямо в сутане лег в кровать, поднял пульт и начал тупо глядеть какую-то идиотскую комедию на Польсате. Какое-то мгновение думал, а не взять ли книгу, но тут же отказался от этого намерения. Тшаска решил еще немного посмотреть телевизор, а потом просто отправиться спать. Ничего не поделаешь, «Воскресный Гость» подождет. Викарий постепенно погружался в телевизионное онемение, он даже подумал, что нет никаких сил для комплеты[26]. Он поднялся ненадолго лишь после того, как кончился фильм, сутану небрежно положил на кресло, после чего бросился в нижнем белье на кровать, слушая вечерние новости. И вот тут услыхал шум на чердаке.
Кочик. Он совершенно позабыл о нем, а ведь тот должен был прийти, в половину одиннадцатого. Наверняка забрался по громоотводу, открыл себе окошко и влез на чердак, чтобы постучать прямиком в двери комнатки викария. Сейчас он разбудит отца настоятеля, и будет скандал. Настоятель подумает, будто бы Кочик захотел что-то своровать, и пинками выгонит его из фары.
Ксёндз Янечек с неохотой сполз с кровати, закутался в халат и вышел в коридор мезонина. Из щелей между фрамугой и дверью, ведущей на чердак, пробивался яркий свет.
— Понятное дело, еще фонарь с собой притащил, придурок, — буркнул викарий. — Ладно, Кочик, уже иду, только не шуми, — прибавил он уже громче.