Константин Антипов
ПЕРЕД ЧЕТВЕРТОЙ СЕССИЕЙ
Вновь засядут, засидят
Тьму проектов и законов
И, опасного не тронув,
В позе доблестных Солонов[4]
Вновь на отдых поспешат!
Сидя сиднем без движенья.
Служат делу обновленья…
Как не крикнуть им порой:
«Ради Бога, шевелитесь,
А не то вы превратитесь
В всероссийский геморрой!..
АРГО
Михаилу Левидову
Левидов от ума большого
Стал подражать Бернарду Шоу.
Но что у Шоу — хорошо.
То у Левидова — не хороШОУ!
У книжного прилавка
С трудом пробился к книжному прилавку
И Фолкнера себе не приобрел:
Он слишком мне напоминает Кафку…
Которого я тоже не прочел!
Аркадий Арканов
САРКазмы
Когда лежишь больной в постели,
Ты не грусти, ты улыбайся.
Поскольку свет в конце тоннеля
Вне компетенции Чубайса.
В этом злобном и яростном мире
Ты любим, ты подобен герою.
Ты меня не замочишь в сортире,
Я тебя никогда не урою.
Александр Архангельский
Валентину Катаеву
В портрете — манера крутая,
Не стиль, а сплошной гоголь-моголь:
Посмотришь анфас — В. Катаев,
А в профиль посмотришь — Н. Гоголь.
Исааку Бабелю
Читатель перед сим почтенным ликом.
Вздыхая, справедливо закричит: —
Сначала Бабель оглушил нас Криком,
Ну а теперь — талантливо молчит!
Вepe Инбер
У Инбер — детское сопрано.
Уютный жест.
Но эта хрупкая Диана
И тигра съест.
Михаилу Пришвину
Он, несмотря на бороду и годы,
Чистейшее дитя… охотничьей породы.
Артему Веселому
Веселому я от души
Скажу: — Хороший ты писатель.
Но все ж ты книги так пиши.
Чтоб был веселым и читатель!
Александру Серафимовичу
Длина «Железного потока» —
От Минска до Владивостока!
Ильфу и Петрову
Задача Бендеру Остапу:
Имея сразу двух отцов.
Установить в конце концов —
Кого из них считать за папу?
Ольге Форш
(«Дама с каменьями»)
Читатель книгу Форш просил.
Лицо являло грусть и муку, —
И кто-то «камень положил
В его протянутую руку».
Борису Пастернаку
Все изменяется под нашим зодиаком,
Но Пастернак остался Пастернаком.
Юрию Тынянову
Он молод. Лет ему сто тридцать.
Весьма начитан и умен.
Архивной пылью серебрится
От грибоедовских времен.
Завлиту
У всех завлитов дел — зарез.
Репертуарный план — с прорехою.
В портфеле двести двадцать пьес.
А ставить, извините, не хера.
Константину Станиславскому
В нем каждый атом
Дышит МХАТом.
Илье Эренбургу[5]
У Эренбурга скромный вид.
Ему не свойственна шумиха.
Фундаментален как слониха
И как крольчиха плодовит.
Анна Ахматова
Эпиграмма
Могла ли Биче словно Дант творить,
Или Лаура жар любви восславить?
Я научила женщин говорить.
Но, Боже, как их замолчать заставить!
Вадим Бабичков
Александру Иванову
Он от рожденья ладно скроен:
Проходят годы без следа —
Поэт все так же худ и строен
И даже тонок… иногда.
Юрию Левитанскому
Я пишу в серьезном роде:
На Парнасе что за смех?!
Ну а книжечка пародий —
Это так… внебрачный грех.
Булату Окуджаве
Жаль, что романы песню гонят.
Но что поделаешь: года!
Они к суровой прозе клонят
И менестрелей иногда…
вернуться
5
На I съезде писателей, выступая в защиту Бабеля. И. Эренбург сказал: «Лично я плодовит как крольчиха. Но я отстаиваю право слонихи быть беременной больше, чем крольчиха».