Да и в Равенне лягвы квакают лучше,
И в Адриатике комар поет слаще,
10 Хоть видишь столько, сколько видит сыч утром,
И пахнешь точно так же, как самцы козьи,
И как у тощей утки у тебя гузка,
И тазом ты костлявей, чем старик-киник;
Хоть, только потушивши свет, ведет банщик
15 Тебя помыться ко кладбищенским шлюхам;
Хоть август месяц для тебя мороз лютый,
И даже при горячке ты всегда зябнешь, —
Стремишься замуж, схоронив мужей двести,
И все мечтаешь, дура, чтобы твой пепел
20 Разжег супруга. Кто ж, скажи, такой дурень?
Невестой кто, женою звать тебя станет,
Раз Филомел и тот тебя назвал бабкой?
Уж коль желаешь труп ты свой отдать ласкам,
То из столовой Орка стелют пусть ложе:
25 Тебе для брачных гимнов только он годен;
Пускай могильщик пред тобой несет факел:
Один лишь он подходит для твой страсти.
Заяц, ты говоришь, недожарен, и требуешь плети.
Что ж, вместо зайца ты, Руф, повара хочешь посечь?
«Здравствуй» не скажешь мне сам, но в ответ лишь приветствуешь, Невол,
Хоть даже ворон и тот первым всегда говорит.
Но почему ж от меня ты ждешь приветствия, Невол?
Ты ведь не лучше меня, да и не выше ничуть.
5 Цезари оба меня отличали всегда и дарили,
И получил я от них право троих сыновей.
Я на устах у людей, мое имя повсюду известно,
Слава моя все растет, не дожидаясь костра.
Что-нибудь значит и то, что Рим меня видел трибуном,
10 Что из рядов, где сижу, гонит тебя Океан.
Милостью Цезаря я добился для стольких гражданства,
Что и рабов у тебя стольких, я думаю, нет.
Но отдаешься легко, но ловко ты ластишься, Невол.
Вижу: ты выше меня! Здравствуй! Победа твоя.
Ты блудишь, а не спишь с моей девчонкой,
Но трещишь, будто хахаль и любовник.
Коль схвачу я тебя, Гаргилий, смолкнешь!
Руф, ты, смотри, не давай Хионе читать эту книжку:
Я ее малость куснул, может куснуть и она.
Тощ насколько твой зад, желаешь знать ты?
Задом в зад ты, Сабелл, проникнуть можешь.
Нечего, Кердон, тебе обижаться на книжечку нашу:
Только твое ремесло я задевал, а не жизнь.
Шутки невинные ты извини: почему посмеяться
Нам не позволить, коль ты волен за горло хватать?
Нарочный мой, кого я в начале шестого отправил,
Руф, со стихами к тебе, верно, промок до костей.
Дождь ведь пошел проливной, неожиданно хлынувши с неба.
Иначе быть не могло, раз посылал я стихи.
КНИГА IV
Цезаря радостный день, святее зари, что в Диктейском
Гроте Юпитер узрел, с ведома Иды родясь,
О, повторяйся, молю, ты дольше Пилосского века,
Тот же являя всегда или прекраснее лик!
5 Чествует долго пускай Тритониду в золоте Альбы
Наш властелин и дает многим дубовый венок.
Чествует пусть и века в обращенье великого лустра,
Ромула пусть он обряд, чтимый Тарентом, блюдет.
Вышние! Многого мы, но земле ведь потребного, просим:
10 Можно ль, за бога прося нашего, скромными быть?[112]
Раз, — из всех только он в одежде черной, —
Представленье пришел смотреть Гораций,
Хоть народ и все всадники с сенатом,
Со святейшим вождем сидели в белом.
5 Вдруг с небес повалили хлопья снега:
Вот теперь и Гораций тоже в белом.
Видишь, как густо волна бесшумного водного тока
Льется на Цезаря лик и на колени его?
Но на Юпитера он не сердит: не тряся головою,
Смотрит, смеясь, на поток скованных холодом вод.
5 Он ведь привык покорять на Севере звезды Боота
И на Гелику смотреть, не вытирая волос.
Кто ж изливает, резвясь, с эфира сухие потоки?
Подозреваю, послал Цезарев сын этот снег.[113]
То, чем пахнет стоячее болото,
Чем от серных несет притоков Тибра
И от рыбных морских садков загнивших,
От похабных козлов во время случки,
5 От сапог утомленного солдата
Иль от крашенной дважды в пурпур шерсти,
От справляющих шабаш иудеек,
Изо рта у несчастных подсудимых
Иль от лампы коптящей грязной Леды,
10 Чем разит от сабинской мази мерзкой,
112
Эпиграмма написана ко дню рождения Домициана 24 октября 88 года, когда Домициану минуло тридцать семь лет.
Ст. 3.
Ст. 6.
Ст. 7.
Ст. 8.
113
Ст. 8.