От внимания Нила не укрылось постепенно растущее напряжение его наставницы. Каждое из протяжных слов светского монолога, заведенного Ра-Кошем Гатом, словно впрыскивало в жилы мириаланки новую капельку адреналина. Настороженность Луминары уже начала понемногу пробиваться сквозь ее маску бесстрастности. Юноша и сам преисполнился подозрения при виде любезности и расслабленности их собеседника — бессмысленных, и совершенно неуместных. Разумный, обвиняемый в торговле ситховскими артефактами, не должен был вести бессодержательную беседу со своими обвинителями. Для него, уместнее было бы бежать, и побыстрее.
Дотянувшись до руки наставницы, лежащей на столе, Нил успокаивающе накрыл ее ладонью, и заговорил, ровно и вежливо:
— Мне мало что известно о забраках, но я знаю, что ритуальные татуировки на лицо им наносят чуть ли не в младенческом возрасте. Куда подевались ваши, господин Гат?
— Я их свел, — радостно ответил наемник. — Некоторым разумным хочется… индивидуальности, понимаете? Выделиться из общей массы. У каждого из моих сородичей на лице эти углы и полосы. Иногда, быть одним из многих так скучно, не правда ли, господин?..
— Нил Коррин, — спокойно представился юноша. — Я думал, оригиналами были ваши родители, давшие вам двойное имя, и не ставшие татуировать лицо.
— Вы заметили, — ласково улыбнулся мужчина. — А вы поскромничали, господин Коррин — вам известно о забраках чуть больше, чем многим. Нет, имя я тоже взял сам. Это ведь прискорбно, когда нечто называют неправильным образом, верно? Обычное, одиночное имя никак не могло меня правильно охарактеризовать. Ведь в моем сердце равно важны они оба — Ра и Кош, позор и гордость, веселье и… доброта, — последнее слово, наемник произнес неожиданно мрачно и серьезно, сузив глаза, и приподнявшись на стуле.
— К слову о доброте, — заговорил Нил, удерживая вежливую мину. — Будьте так добры, господин Гат — расскажите, как вам достались книги с рецептами ситховской алхимии. Этим, вы очень обяжете меня и мою наставницу.
— Ты влез, куда не следует, мальчишка, — манера общения забрака сделала крутой поворот: безмятежная улыбка сменилась колючим блеском внимательных глаз, уставившихся на джедаев, словно жерла спаренных бластеров, а вежливая болтовня — грубыми и жесткими репликами.
— Дело, в которое тебе и твоей наставнице не повезло сунуть нос, куда больше парочки никчемных джедайских ищеек. Оно больше, чем весь ваш опереточный совет, вместе взятый. Лучшее, что вы оба можете сделать — забыть о деле Энрафа навсегда. Продолжайте ловить проворовавшихся чинуш, главарей мелких банд, и всяких убогих недоумков, пользующихся вашей драгоценной Силой. Не стоит лезть в дела серьезных разумных — это станет вашей последней ошибкой.
— Такова уж природа джедаев — лезть, куда не следует, в поисках правды, — невозмутимо ответил юноша. — Даже наш кодекс говорит: «нет неведения — есть лишь знание». Может, не будете запираться, господин Гат? Не усугубляйте вину, так сказать.
Нил продолжал странный разговор, не спеша применять силу, только потому, что никак не мог толком оценить Ра-Коша Гата, как противника. Для разумного, осведомленного о возможностях джедаев, он вел себя слишком самоуверенно. Юноша усердно перебирал всевозможные причины этой уверенности; в конце концов, простое решение — телекинетический удар, который вынесет тело забрака на улицу вместе со стулом и окном, — могло и подождать немного.
Наемник неожиданно расслабился; легкая улыбка вернулась на его лицо, а сам он откинулся на спинку стула.
— Я был бы только рад помочь вам и вашей наставнице, господин Коррин, — вкрадчиво протянул он. — Но, к сожалению, сделав это, я обижу моего хорошего знакомого. Очень обижу. А у него, между прочим, взрывной характер, просто-таки барадиевой бризантности. Всем, кому не повезло его обидеть, приходится несладко. Впрочем, кому я это говорю? Ведь вы сами, как и замечательная рыцарь Ундули, успели изрядно обидеть его своим вмешательством в чужие дела. Пожалуй, лучше бы мне не мелькать в вашем обществе, а то попаду под горячую руку, — опечаленно цокнув языком, он постучал по столу пальцами, сложенными в щепоть. Пластиковая поверхность столешницы неожиданно отозвалась металлическим лязгом.
— Да, лучше не надо, — поставив на стол небольшой цилиндрик, который он удерживал в руке, забрак сожалеющим тоном закончил:
— Прощайте.
Произнеся последний звук этого слова, он резко оттолкнулся ногами, и врезался в оконный транспарипласт вместе со стулом, спиной вперед. Лопающийся звук разбитого окна совпал с тугим хлопком, грохнувшим с оставленного наемником места, и гулко отдавшимся в барабанных перепонках Нила.