Жуткая пародия на мертвецкую была заполнена самыми разными разумными — бандомирцами, дуросами, твилеками, людьми, свиврени… Кто бы ни устроил этот кошмар, различий между видами он не делал.
Отвернувшись от ужасного зрелища, Нил поймал обеспокоенный взгляд Луминары, и встряхнулся. Бедняг, упокоившихся в кровавой, разлагающейся массе останков, брошенных в дальнюю комнатку подвала, словно ненужный хлам, уже было не спасти. Оставалось лишь воздать их убийцам по заслугам.
Нил кивнул в сторону люка, и бросил на наставницу вопросительный взгляд. Та покачала головой, указывая дальше по коридору. Юноша задумчиво нахмурился — даже сквозь смрад темной стороны, забивающий его сверхъестественное восприятие, он чувствовал нечто, притаившееся в глубине подвала — нечто недоброе, и уже обратившее на них с джедайкой свое пристальное внимание. Предстояло проверить, верно ли он понял видение Силы о «кругах, не становящихся волнами».
Нил решительно кивнул мириаланке, и они дружно зашагали вперед, к неизвестной угрозе, но едва ли не сразу же, юноша остановился. Его внимание привлек тихий, жалобный звук из-за ближайшей зарешеченной двери. За ней был некто живой — синекожая твилечка, отощавшая до состояния скелета, и бледная настолько, что ее кожа казалась серой. Вся покрытая грязью и запекшейся кровью, она блестела в сторону двух джедаев сухими, широко открытыми глазами. Из-за ее плотно сжатых губ вырвалось еще одно невнятное мычание.
Судорожно лапнув футляр, скрывающий световой меч, Нил шагнул к двери камеры, уже видя, как ее решетки разваливаются на четыре неравных куска, алеющих оплавленными краями, от быстрого удара крест-накрест. Его шаг вынужденно прекратился посреди движения — плечо юноши крепко сжала рука наставницы. Нил в замешательстве обернулся, и наткнулся на взгляд голубых глаз Луминары, полный сочувствия и понимания.
— Потом, — едва слышно прошептала она. — Сначала — убийца.
Юноша тряхнул головой, пытаясь сосредоточиться, и двинулся за мириаланкой. Еще минута движения по заляпанному кровавыми потеками полу, мимо решетчатых дверей камер, и они с джедайкой вошли в широкую круглую комнату, оканчивающую собой коридор. Ее обстановка напоминала смесь операционной и примитивной химической лаборатории. Столы у стен были заставлены стойками пробирок и колб, соседствующих с разнообразными хирургическими инструментами — скальпелями, пилами, зажимами, кусачками, и тому подобным. На одной из столешниц устроился странный прибор, блестящий медными деталями, и извивами длинных стеклянных трубок сложной формы. Медицинские кресла и кушетки, устроившиеся неподалеку от столов, были все до единой оборудованы широкими ремнями, должными надежно удерживать лежащих на месте. Все это многообразие инструментов явно подвергалось чистке от случая к случаю — лезвия скальпелей и полотна пил пестрели пятнами ржавчины, а столы, лежанки, и кресла были покрыты бурыми потеками. Тяжелый запах крови, стоявший в коридоре, ничуть не ослаб и здесь. Нил невольно обратил внимание на решетки стоков в низу стен, и очевидного происхождения багровые лужицы рядом с ними.
— Капля, создающая круги на воде, и Баркос Энраф над ней, — пробормотал он. — Мое видение оказалось буквальнее, чем я ожидал.
— Браво, — раздался от дальней стены громкий, насмешливый голос. — Ты на удивление чувствителен, парень. Не хочешь пойти ко мне в ученики, и приобщиться к истинному могуществу?
Говоривший выступил из-за стоящего у дальней стены широкого шкафа с прозрачными стенками, и юноша невольно удивился, как этот громила умудрился до сих пор оставаться незамеченным. Несомненный человек, белокожий и полностью лысый, он возвышался над немаленьким Нилом, словно взрослый — над ребенком, превосходя его ростом на добрые полметра. Небрежно наброшенная на его могучий торс жилетка, подобная обезрукавленной верхней части халатов Баркоса Энрафа и компании, не скрывала рельефных мышц, достойных тяжелоатлета. Насмешливо прищуренные глаза незнакомца блестели необычным, насыщенно-желтым цветом. Его лицо, скалящееся самодовольной улыбкой, покрывали темные линии — словно все его кровеносные сосуды выступили на поверхность кожи, и окрасились угольно-черным пигментом. Татуировка на лбу почти терялась среди их разлапистых извивов.
В правой руке, мужчина держал тяжёлое и массивное, под стать ему, оружие — широкое прямое лезвие со скошенным остриём, посаженное на длинное древко двумя обухами. Его режущая кромка щерилась многочисленными и разномастными зубцами, словно неравномерно заточенная пила. Воздух, окружающий это подобие мясницкого тесака на слишком длинной ручке, подрагивал, словно марево над асфальтом в жаркий день.