— За донорство положено платить, вам об этом не говорили?
— А за тройное убийство надо казнить! Вам об этом не говорили?
Я резко втянула воздух, а Ривера показал им средний палец. Тройное убийство? О, Господи! Неужели это правда?
— Если выберусь, станешь четвертым. — сказал шепотом, но конвоиру не понравилось, и он пнул парня в грудь прикладом автомата, тот слегка согнулся с глухим звуком, но тут же дернулся вперед, и конвоир отступил назад. А я во все глаза смотрела на парня и не могла проглотить слюну, а в горле пересохло еще сильнее. Под тонкой белой майкой Спартака перекатывались бицепсы, натянув бархатистую смуглую кожу, и татуировки на нем смотрелись как диковинное сплетение узоров. Если пару лет назад он был просто самым красивым мальчиком в школе, то сейчас он мне казался кем-то вроде дьявола, сошедшего на землю, чтобы сводить с ума таких дурочек, как я. Конвоирша тоже на него поглядывала и кусала губы.
Я настолько увлеклась созерцанием, что не заметила, как мне вкатили сразу три укола.
— Ну вот и все. Вставайте.
Я приподнялась и неловко зацепила со стола свою папку, она с грохотом упала на пол, и все обернулись ко мне, включая Спартака Риверу. И… и ничего не произошло. Он меня, конечно же, не узнал. Совершенно равнодушный взгляд, лишь слегка мелькнувший интерес тут же погас. Да, на таких, как я, парни долго не смотрят. Усмешка спряталась в уголке его рта, а густая челка упала ему на глаза, и у меня, как и в прошлый раз, дух захватило.
Я перевела взгляд на иглу, которая вошла ему под кожу на сгибе локтя, и все поплыло перед глазами. Ненавижу смотреть, когда кому-то делают больно. А уколы — это вообще моя слабость.
— Выведите ее! Следующий!
Глаза нам больше не завязывали, тычками погнали обратно в машину. Я оглядывалась по сторонам, пытаясь понять, где мы, но не видела ничего, кроме пустыря, растянувшегося с обеих сторон от дороги, на которой расположился БТР. На дороге, по обе стороны от которой стояли вооруженные солдаты, выложены шипы. Наша машина стояла за чертой, которая была нарисована на асфальте ярко-красной краской. Позади КПП виднелись красно-белые ленты и надписи «Въезд запрещен. Закрытая зона».
Я понятия не имела, где мы, и все это казалось странным, а место — страшным и совершенно безлюдным.
— Давай, пошевеливайся. Не в музей пришла. Рот она раскрыла.
— Где мы?
— Там, откуда дороги назад нет, — хохотнул один из охранников, и второй шикнул на него, и надо мной опять закаркала ворона, я подняла голову, и она закружилась от количества черных птиц, кружащих над нами целой стаей. Но ни одна из них не перелетала за красную линию. Словно что-то их удерживало на расстоянии.
— В машину пошла.
Меня толкнули в спину, и я побрела к автомобилю, взобралась в кузов и села на скамейку. Теперь я видела своих товарищей по несчастью. Двух девушек и двух парней. Никого из них я не знала. Мы все были примерно одного возраста.
— Кто-то знает, куда нас везут? — спросила девушка с двумя черными косами и большими карими глазами.
— На какую-то закрытую территорию, — ответила ей другая — блондинка с хвостиком на макушке и большими синими глазами, — Страшно до жути. Никто ничего не говорит. Они даже наши имена не записали. Только номера проставили.
— Я где-то читал, что в этой местности радиация превышает норму, и неподалеку лет пятьдесят назад взорвался атомный реактор. Вот почему зона закрыта. — сказал один из парней с длинными коричневыми волосами и чуть кривым широким носом.
— Та ладно? Хочешь сказать, что веришь в этот бред про взрыв?
— Взрыв был. Это доказано. Просто правительство надежно скрывает информацию об этом преступлении. Говорят, после аварии здесь заперли сотни людей и оставили их умирать, чтобы не допустить утечку радиации.
— Угу. И теперь их призраки бродят вокруг и пожирают каждого, кто сюда забредет. — хохотнул второй с короткой стрижкой-ежиком.
— А что? Все может быть. Если мы чего-то не видим, не значит, что этого нет. Например, манок слышат только животные, а двадцать пятый кадр мы тоже не видим и радиочастоты…
— Хватит грузить. Мне это неинтересно. Я хочу есть.
— А мне интересно, потому что, если нас везут именно туда, назад мы уже никогда не вернемся.
— Чего это? Мне дали всего два года. Я как раз-таки очень даже собираюсь вернуться.
— А мне год, — пискнула блондинка и поправила хвост, — я выйду раньше всех вас. И хватит пугать. Нас сейчас привезут в колонию или закрытую школу, и все будет зашибись.
Парень с длинными волосами расхохотался.
— Ну да, ну да, на курорт привезут.
Снаружи послышалась возня, и в кузов буквально зашвырнули Спартака, он упал на колени и тут же поднялся, бросаясь назад, но дверь закрыли на засов снаружи. Все уставились на него. Особенно я. У него по подбородку текла кровь, и парень вытер тонкую струйку тыльной стороной ладони.
— Что смотрите? Приготовьтесь, нас всех везут за стекло.
— Какое такое стекло?
— В закрытую после взрыва зону.
— Откуда ты знаешь? — взвизгнула блондинка, — Что за фантастика?
— Оттуда. Пока они там болтали, я стянул у одного из них документы и прочел, куда нас направили. Мы называемся «груз 375». И нас вывозят за периметр, где радиация шкалила пару лет назад по полной программе.
— Я же говорил! — воскликнул патлатый.
— Я не хочу, — заплакала брюнетка с косичками, — я домой хочу. К маме!
— Не выйдет к маме, малышка, — сказал Спартак и уселся на скамейку. Несколько минут молчал, а потом вдруг добавил.
— Но может выйти удрать отсюда до того, как нас закинут за стекло.
— Как? — хрипло спросил тот, что с ежиком.
— Скажу, когда поедем и нас будет плохо слышно в кабинке водителя.
В этот момент он посмотрел на меня и подмигнул мне. Вначале я подумала, что узнал, но потом поняла, что он это сделал просто так. Как и флирт с конвоиршей, как и куча сожранных им девчоночьих сердец в Белвуде. Он зарвавшийся сукин сын и подонок каких поискать. И самое противное — этот подонок мне все еще нравился.
Мы сдвинулись с места через несколько минут. На кузов накинули камуфляжную сетку, и машина быстро набрала скорость, в кабинке включили музыку, а мы все смотрели на Спартака и ждали, пока он заговорит.
— Мы сбежим от них до того, как эти твари отправят нас закланье.
— Но как? — еще раз повторил свой вопрос парень с короткими волосами.
— Ты, — он кивнул в мою сторону, — у тебя шпилька, да?
Я кивнула, судорожно глотнув воздух пересохшим ртом. Каждый раз, когда этот чертовый красавчик обращался ко мне, я теряла дар речи и ненавидела себя за это.
— Отлично. Тебя как зовут? — но это он уже спросил не у меня, а у блондинки.
— Рэйчел.
— Достань из ее волос шпильку и неси мне. А ты… Как тебя?
— Брендон.
— А ты, Брендон развернешься спиной ко мне, и я освобожу тебе руки, потом ты освободишь руки мне.
Пока он говорил я затаила дыхание, ощущая одновременно ярость от воспоминаний о том, как этот подонок унизил меня, и в то же время восхищение его смелостью. Тогда он таким не был.
— Ну, мы освободим руки, а дальше что? У них автоматы, как мы удерем?
— Рейчел их отвлечет. Притворится, что ей плохо, когда один из них зайдет проверить, в чем дело, я ударю его по голове и отниму автомат. Мы возьмем его в заложники и вынудим их отдать нам машину.
— А дальше? Через КПП нам не проскочить.
— А нам и не надо. Пойдем через лес, а затем мы переберемся через реку в нескольких милях отсюда. Бросим машину и свалим. Плавать все умеют?
— Я не умею, — тихо сказала я, и все повернулись ко мне.
— Разберемся, — сказал Спартак, — сейчас не это важно.
— Конечно, не важно. Тебя ведь мало волнует, доберемся ли мы все обратно. Главное, что доберешься именно ты, верно?