— Ах, — прервал его Северин, — это-то и ужасно, что бедняжка должна скрывать за обыденной стороной жизни грызущее ее горе! А кроме того, разве вы не знаете, что при глубоком горе судорожно хохотать легче, чем показаться равнодушной.
— Перестань, наконец, Северин, — вмешался Марцелл, — а то мы только расстроим себя, если не оставим эту девушку в покое!
Александр присоединился к мнению Марцелла, и все стали стараться, переходя от предмета к предмету, завязать какой-нибудь новый интересный разговор. Но разговор, как это обыкновенно водится в подобных случаях, никак не клеился. Все, что они ни говорили, носило отпечаток чего-то совсем неподходящего к предмету разговора, а произносимые слова, казалось, имели совсем другое значение.
Приятный день свидания был заключен холодным пуншем, причем на третьем стакане друзья уже размягчились до слез. Девушка между тем встала, подошла к перилам над водой и, опершись на них, стала смотреть с грустным видом на летевшие облака.
— Тучки небесные, парусы воздуха! — стал декламировать нежно-сладким голосом Марцелл, а Северин начал с жаром рассказывать о каком-то поле битвы, по которому он блуждал при лунном сиянии, видел бледных мертвецов, смотревших на него страшными, сверкающими глазами, и при этом неистово стукнул стаканом по столу.
— О Господи, помилуй нас грешных! — воскликнул Александр. — Что с тобой, дружище?
Девушка в это время возвратилась и села на свой стул, а друзья, быстро вскочив, бросились взапуски к перилам. Александр, перескочив через два стула, успел обогнать своих друзей и, добежав до перил, оперся на то самое место, где стояла девушка, завладев этой позицией так крепко, что никакие старания в виде дружеских объятий Марцелла с одной, а Северина с другой стороны не могли его сдвинуть. Северин начал торжественным голосом разглагольствовать об облаках и их полете, объяснял мистическое значение форм, которые они принимали. Марцелл в это же время, не слушая, нес свое: сравнивал прекрасный, открывающийся обзор с Римской виллой, уверял, что он объехал всю Францию и Швейцарию, но не встречал ничего прелестнее настоящего вида, называл торчащие прутья громоотводов на пороховом заводе звездоносными мачтами и тому подобное. Александр ограничился похвальным словом чудной ночи и приятно проведенному в Веберовом павильоне вечеру. Между тем заинтересовавшее их семейство собралось уходить. Старик выколотил трубку, дамы свернули вязание, а мальчик стал искать свою шляпу, которую подал ему славный пудель, забавлявший мальчика целый вечер. Друзья приумолкли; когда все семейство, проходя, вежливо им поклонилось, они поспешили с таким усердием ответить тем же, что стукнулись все трое при наклоне лбами, а пока некоторое время, несколько ошеломленные, недоумевали, что же такое с ними произошло, семейство уже удалилось. Молча возвратились они к своему пуншу и нашли его отвратительным. Живописные облака показались им опять обыкновенным туманом, обзор сделался по-прежнему просто обзором, громоотвод громоотводом, а Веберов павильон обычным трактиром. Публика уже разошлась; в воздухе распространилась неприятная сырость; трубки не хотели гореть. Друзья стали было продолжать разговор, но он уже совсем не клеился и, точно умирающий огонек, вспыхивал только по временам.
Северин расстался с друзьями еще в Тиргартене, отправясь отыскивать свое жилище, Марцелл повернул на Фридрихштрассе, а Александр отправился, таким образом, один в отдаленный дом своей покойной тетки.
Эта отдаленность места жительства побудила друзей назначить день и место для нового свидания. Но сошлись они вторично уже более для того, чтобы сдержать данное слово, чем по внутреннему влечению. Напрасным остался труд возобновить прежнее, царившее среди них приятное настроение. Казалось, каждый носил в душе какую-то тяжесть, подавлявшую всякое удовольствие, и при этом каждый старался скрыть это чувство, считая его не совсем хорошим.
Через некоторое время Северин внезапно исчез из Берлина.
Через некоторое время Александр с отчаянием объявил, что ему отказали в его просьбе о продлении отпуска, а так как он еще не успел привести в порядок дела о наследстве, то теперь должен оставить свою прекрасную, уютную квартиру.