Помню первый наш полет на его старом глиссере: до этого он целый месяц гремел инструментом в ангаре у себя на ферме, пытаясь устранить незначительную поломку, то ли вмятину на обшивке, то ли погнувшуюся ступеньку трапа.
Маленькая ферма уже давно ничего не растила, поле покрывал бурьян, и только облезлый рыжий пес по кличке Пират иногда угрюмо по старой привычке обходил территорию, склонив к самой земле грустную морду и принюхиваясь шершавым носом – не пробегал ли суслик… иных развлечений у Пирата не было.
В тот раз мы с дедом взяли пса с собой на борт, оказалось, что это и его тоже первый полет. Ох и страшно же нам было с Пиратом. Когда запустились двигатели, все время что-то гремело в обшивке корпуса. Казалось, что дед забыл там инструменты и теперь они от вибрации корабля прыгают внутри фюзеляжа и гремят…
Мы уселись с Пиратом оба на одно кресло, дед пристегнул ремни – так было проще, ведь детских ремней на борту не предусматривалось, а ребенок и собака в объеме как раз дотягивали до некрупного взрослого сапиенса. Когда этот гремящий допотопный кораблик стал отрываться от земли, я не закричал… но зубы лязгали не хуже этих вымышленных мной «забытых в корпусе инструментов».
Глиссер дернулся и пополз вверх. Я видел в дисплеях внешних камер, как мы медленно отрывались от поверхности планеты. Клочья бурьяна и земли разлетались в разные стороны. Тогда мы взлетели на целый метр. Это длилось целых невероятных три секунды. Пират в моих руках задрожал и собирался выскочить, но ремни крепко удерживали нашу пару в кресле. Я закричал: «Мы летим! Мы летим!» Тогда-то мы и рухнули. Старый глиссер, видимо, не выдержал дедовых починок и с метровой высоты брякнул тушей об землю, разметав клубы пыли измученного жаждой поля. Двигатели надсадно ухнули и замолкли с каким-то разочарованно-скрежещущим стоном.
Через полминуты я уже восторженно скакал вокруг обшарпанного и слегка помятого глиссера, собирая разлетевшиеся вокруг заклепки от обшивки и еще какие-то нужные деду кусочки металла, чтобы он снова с помощью фургона и лебедки затащил это корыто в ангар и несколько недель покрякивал под кораблем, постукивая инструментами…
Спустя пару месяцев к нам прилетели какие-то люди в ярко-синих комбинезонах. Огромный грузовой корабль приземлился в поле, закидав крышу фазенды песком, клочками сухой земли и замшелой травы. Высокие крепкие мужчины с помощью тросов и машин выволокли дедушкин глиссер в поле, а потом беззубая пасть грузового корабля поглотила наш кораблик. Я не понимал, что происходит, прижимался к деду и едва не рыдал. Но дедушка похлопал меня по спине и сказал:
– Не переживай. Все будет хорошо. Наш кораблик немножко заболел. Скоро его вылечат. Дадут ему новый современный корпус, подлатают, где надо, а что надо – заменят. Время мое пришло. Чувствую. Кораблик вернется новеньким и будет ждать тебя в ангаре. Когда ты повзрослеешь, сможешь прорвать атмосферу Сухасулу и полететь в открытый космос. А дедушка будет смотреть на тебя со стороны звезд и улыбаться. Поверь мне, так и будет…
Еще через месяц деда не стало…
Он оставил мне глиссер и ферму. Но в наследство я вступил лишь частично: неожиданно оказалось, что передавать потомкам ферму дед не имел права. Право собственности было аннулировано задним числом, так как по версии сухасулинской власти, пятьдесят лет назад это самое право собственности оказалось оформлено с нарушениями со стороны все той же власти (которая теперь уже не та, старая, а новая, а полномочия той уже давно иссякли, и спрашивать не с кого, а преемственность не работает, так как ошибку совершил какой-то мелкий чиновник, но и спросить с него уже нельзя, так как все давно поменялось и ничью личность установить невозможно, но все это не отменяет факта нарушения какого-то пункта какого-то подзаконного акта), и поэтому земля по факту считалась лишь отданной в бессрочную аренду.
Ферма отошла государству и оказалась перепродана каким-то инвесторам, которые построили там торговый квартал с красивыми огоньками и высокими ценами: там продавалось всё – от молекулярного саморастущего зубного импланта и нестареющего синтетического молока до сверкающих хромированными корпусами пассажирских космолетов передовых моделей… Никакой связи между навсегда уснувшим дедом и его бывшей фермой не осталось. Там давно уже чужая для меня земля, не вызывающая никаких воспоминаний…
В итоге мне достался только глиссер и набор дедовых раритетных ножей. Вернее, только лишь это я и смог забрать с собой. Формально мог забрать прохудившуюся крышу и потрескавшиеся стены старого дома, но с тяжелым камнем на душе, не имея иных вариантов, отдал все под снос. Больше по наследству передавать было нечего. Дед жил бедно. Поле его не кормило, стариковских сил не хватало на возделывание, посевы и уборку урожая. А тот скудный прожиточный минимум, который ему полагался от галактической власти, он, как оказалось, откладывал… чтобы перед своим уходом заказать дорогостоящий ремонт маленького космического корабля и подарить его внуку.