Наряду с возвышающимися под самые небеса сверкающими под солнцем стеклянными небоскребами пятиэтажный ДомСоПис отнюдь не выглядел ущербным карликом. Его готическая архитектура и вид древнего храма, некой духовной цитадели, внушали если не трепет, то уважение. Несмотря на кажущуюся архаичность, ДомСоПис не отставал от современных веяний науки. Решетки врат раскрылись сами по себе, и мягкий голос компьютера произнес:
– Здравствуйте. Вы находитесь в Доме Союза писателей. Сообщите ваш личный идентификационный номер и цель прибытия.
Я в некотором замешательстве пробубнил впитанную с молоком матери комбинацию цифр, за которой крылась целая жизнь маленького человека: от даты и места рождения до последнего места работы и всех перенесенных заболеваний.
Без всякой паузы, которая могла бы понадобиться для обработки информации, искусственный интеллект продолжил:
– Ваши данные приняты, верифицированы и найдены в списке посетителей. Вход одобрен! Если прибыли к нам впервые, советуем ознакомиться с картой. Желание изъявите в однозначной форме: да или нет.
– Да, – ответил я, со странным трепетом во всех атомах тела ожидая, что будет дальше.
У левой стены включилось голографическое трехмерное изображение, сразу дав понять, что заблудиться в ДомСоПисе сможет каждый. Кабинет председателя находился на последнем, пятом, этаже, куда я и попал на лифте через четверть минуты, и только лишь через пятнадцать минут (заблудился, даже изучив карту) стоял у дверей с табличкой: «Приемная председателя СП». За скромным стуком прозвучало приглашение войти.
Прикрыв за собой массивную старомодную дверь, я попал в фойе с современным интерьером. За столом сидела девушка и с некоторым интересом смотрела в мою сторону, даже с оживлением, словно давно не встречала посетителей. На столе, на хрупкой подставке светился голографический лейб с ее именем и должностью: «Анна. Секретарь председателя СП». Настоящая живая девушка-секретарь. Редкость в нынешнюю цифровую эпоху, даже, я бы сказал, непозволительная роскошь. Многие довольствовались электронными секретарями, наподобие того, что приветствовал меня на первом этаже. Да что там, порой дело обходилось и вовсе без каких-либо помощников – индивидуальные микропроцессоры под кожей на запястье или в браслетах заменяли любых секретарей и советников. А тут целая красивая девушка-секретарь на отдельной ставке. Архаизм ли это? Или следование некоему стилю?
– Доброе утро. Мне бы самого увидеть, – улыбнулся я. – Вы не против?
– Не против, – рассмеялась Анна. – Секундочку.
– Асгариус Ретович, к вам посетитель, – проворковала девушка в микронную ниточку микрофона, вшитую в воротничок. – Можно? Хорошо… Вот в эту дверь, молодой человек, – указала секретарша, будто в этой комнате были еще какие-то двери.
Сердце забилось быстрее, от волнения стало немного душновато. Глубоко вдохнув, я толкнул массивную дверь с вырезанными на ней Орфеем и Эвридикой и резной же золоченой табличкой с надписью: «Председатель Союза писателей. Асгариус Ретович Набардер» и вошел в кабинет председателя, ожидая неизвестно чего, чуть ли не волшебного сияния, ниспадающего с высокого потолка.
– Здравствуйте…
Кабинет оказался просторным и светлым. На меня не надвинулась высокая темная фигура выдуманного мной мастера литературы, не схватила длинными костлявыми пальцами за горло. Мягкий матовый свет электропотолка падал на высокие книжные шкафы по всему периметру. Они были набиты древними фолиантами и пухлыми папками, из которых то тут, то там торчали углы пласт-бумаги с рукописями удачливых авторов. Почему-то я был уверен, что работы людей, которым председатель вынес диагноз «графомания 4-й степени», сразу улетали в ненасытный шредер, жужжащий мелкими акульими зубами.