— Сейчас сюда придёт Ручник, а он сегодня с утра твоих с Заразой детишек пристраивал. Поймает — он ведь ветеринара звать не будет, сам пассатижами управится.
— Почему это моих? — возмутился кот, без лишней суеты перебираясь со стола на подоконник.
— А потому, Кузенька, что ты у нас на всю округу единственный кобель кота примерно русской голубой породы. И сейчас тебе было бы лучше быть голубым не только в этом смысле. Потому что Ручник сердит. Реально.
— Не имеет права! Это беззаконие какое-то! Я буду жаловаться!..
— Да хоть в Спортлото пиши. С форточкой сам справишься, или открыть поширше?
Уже за полночь, когда бочонок давно иссяк и все разошлись — кто спать, кто за продолжением банкета, а невезучий Ручник вынимать жильцов из застрявшего лифта во втором подъезде — в кухонную форточку негромко поскреблись.
— Ну, чего тебе ещё надо, тварь дрожащая? — сонно поинтересовался Семён, впуская ночного гостя.
— Я не тварь, я кот, — отрезал кот.
— Надо говорить «я не тварь, я право имею», — ухмыльнулся Семён.
— В этом и заключается проблема, которую ты, как юрист…
— Будущий, — уточнил Семён.
— …будущий юрист, должен мне решить.
— Да? А конкретнее?
— Конкретнее так… — Кот легко перескочил с подоконника на стол и уселся прямо на раскрытый «Гражданский кодекс». — Я хочу, чтобы мне больше не приходилось прятаться от всяких электриков с пассатижами и мрачным настроением. Чтобы меня защищал закон, и всё такое. Чтобы… Короче, я хочу иметь права. Понял?
— Понял, понял… Со статьи только слезь.
Будущий юрист сунулся под стол, достал оттуда бутыль с мутным зеленовато-сизым содержимым, потянулся за стаканом.
— Права ему дать, понимаешь… И где я их тебе возьму? Какие вообще могут быть права у движимого имущества?
— Ну, какие-то должны быть. У Ручника же они есть. И у тебя есть. Какие-то. — Кот слез с кодекса, устроился поудобнее и принялся вылизывать левую заднюю лапу.
— Какие-то точно есть. А вот ты для прав статусом не вышел. Не права же человека тебе давать?
— Да я бы не отказался…
— Нет уж, человека мы из тебя, имущество, делать не будем. А вот… — Семён залпом осущил стакан, поморщился и резко выдохнул. — А вот гражданина, пожалуй, можно и попробовать.
— Это ещё зачем? — вскинулся кот.
— Я же сказал: статус. Будешь гражданином — будут у тебя права. Какие-то. Понял?
— Понял, не дурак. — Осторожный кот на всякий случай перескочил обратно на подоконник. — А как ты это собираешься делать?
— Не «ты», а «мы». Мы собираемся.
— Мя?
— Для начала ты подашь заявление о предоставлении тебе гражданства. Естественно, сперва тебе откажут. Тогда ты обжалуешь отказ в суде. Там тебе ещё раз откажут. Тогда ты подашь апелляцию — и тебе снова, как и следовало ожидать, откажут.
— И зачем мне всё это?
— А затем, что со всеми этими отказами на руках… — Семён помотал головой, — В лапах, понятно… Ты сможешь обратиться уже в другую инстанцию. То есть туда. — он многозначительно потыкал пальцем вверх.
— И?
— И там уже всё зависит только от тебя. Сумеешь ему понравиться — выпишет он тебе права. Указом. А может и ещё что перепадёт…
— Думаешь, получится?
— Некая вероятность есть. Определенно.
— Тогда чего мы ждём? — Кот перемахнул опять на стол и встал во весь рост, нервно помахивая хвостом. — Пиши!
Он подошёл к Семёну вплотную и заглянул ему прямо в глаза.
— А там… Там сочтёмся.
— …Итак, мы начинаем нашу программу "Большая мойка"! В студии я, Амалия Дельфинова, и сегодняшний наш гость — новый пресс-секретарь нашего президента! Встречайте! Попрошу аплодисменты, пожалуйста.
Плотно обсевшие зал клакеры вышколенно зааплодировали, камера переехала на «гостевое» кресло. В кресле вальяжно расположился пресс-секретарь. Его вид был исполнен величия и грации, белоснежная манишка сверкала на тёмно-сером с синим отливом фоне, прищуренные глаза смотрели с хитринкой, лукавинкой.
— Сограждане! — начал Кузьма Терентьевич. — Дорогие россияне!
Взмахнул хвостом и веско мяукнул…
Одно утро Алехана Григорьевича
Провинциалы относятся к столице по-разному. Одни, безнадёжно завязшие на своих приравненных к отдалённым территориях, завистливо поглядывают исподлобья, втихомолку прикидывая, как бы это оседлать зелёную лошадь подлиннее да и махнуть с шашкой наголо освобождать неправедно захваченную ворогом колбасу. Другие, по своим и чужим головам выбившиеся «в люди», порвав по пути немало глоток и грелок, по-шерханьи насторожённо высматривают молодую шпану, жаждущую стереть с лица и беззаконно попользоваться добычей. Третьи взирают прозрачно и безмятежно: ну Москва и Москва, что такого?