В 389 году Адеодат скончался, и Августин оплакивал его так же горько, как если бы все еще не был уверен в вечном блаженстве, ожидающем тех, кто умер во Христе. Работа и писательство были его единственными утешениями. В 391 году Валерий, епископ близлежащего Гиппо (ныне Боне), попросил его помощи в управлении епархией и для этого рукоположил его в священники. Валерий часто уступал ему кафедру, и красноречие Августина поражало прихожан, даже когда они не могли его понять. Гиппо был морским портом с населением около 40 000 человек; католики имели там одну церковь, донатисты — другую; остальные жители были манихеями или язычниками. Манихейский епископ Фортунат до сих пор доминировал на богословской сцене; донатисты вместе с католиками убеждали Августина встретиться с ним в дебатах; тот согласился, и в течение двух дней эти гладиаторы скрещивали слова перед толпой, заполнившей Сосийские бани. Августин победил; Фортунат покинул Гиппо и больше не возвращался (392).
Через четыре года Валерий, ссылаясь на свой возраст, попросил паству выбрать ему преемника. Августин был избран единогласно; и хотя он протестовал, плакал и просил о привилегии вернуться в свой монастырь, его переубедили, и в течение оставшихся тридцати четырех лет своей жизни он был епископом Гиппо; с этого подножия земли он переместил весь мир. Он выбрал одного или двух дьяконов и привел двух монахов из своего монастыря, чтобы они помогали ему; они жили монашески и общинно в епископской резиденции; Августин был немного озадачен, чтобы понять, как один из его помощников после смерти мог оставить после себя щедрое наследство.59 Все они придерживались вегетарианской диеты, оставляя мясо для гостей и больных. Сам Августин описывается как невысокий и худой, никогда не отличавшийся силой; он жаловался на расстройство легких и очень страдал от холода. Он был человеком с чувствительными нервами, легко возбудимым, с острым и несколько болезненным воображением, тонким и гибким умом. Несмотря на упорный догматизм и некоторую нетерпимость, он, должно быть, обладал многими симпатичными качествами; несколько человек, пришедших учиться у него риторике, приняли его руководство христианством, а Алипий последовал за ним до конца.
Он едва успел занять место епископа, как начал пожизненную войну против донатистов. Он вызывал их лидеров на публичные дебаты, но мало кто решался принять вызов; он приглашал их на дружеские конференции, но их встречали сначала молчанием, потом оскорблениями, потом насилием; несколько католических епископов в Северной Африке подверглись нападению, а на жизнь самого Августина, похоже, было совершено несколько покушений;60 Однако у нас нет донатистской стороны этой истории. В 411 году в Карфагене собрался собор, созванный императором Гонорием, чтобы утихомирить донатистский спор; донатисты прислали 279 епископов, католики — 286, но епископ в Африке означал не больше, чем приходской священник. Легат императора, Марцеллин, выслушав обе стороны, постановил, что донатисты не должны больше проводить никаких собраний и должны передать все свои церкви католикам. Донатисты ответили отчаянными актами насилия, в том числе, как нам рассказывают, убийством Реститута, священника из Гиппо, и увечьем другого члена штаба Августина. Августин призвал правительство к решительному исполнению своего указа;61 Он отказался от своего прежнего мнения, что «никого нельзя принуждать к единству Христа… что мы должны бороться только аргументами и побеждать только силой разума»;62 Он пришел к выводу, что Церковь, будучи духовным отцом всех, должна иметь право родителя наказывать непокорного сына для его же блага;63 Ему казалось, что лучше пусть пострадают несколько донатистов, «чем все будут прокляты из-за отсутствия принуждения».64 В то же время он неоднократно умолял государственных чиновников не приводить в исполнение смертную казнь в отношении еретиков.65
Помимо этого ожесточенного поединка и забот о своей пастве, Августин жил в Стране разума и трудился в основном пером. Почти каждый день он писал письма, влияние которых до сих пор активно проявляется в католическом богословии. Одни только его проповеди заполняют тома; и хотя некоторые из них испорчены искусственной риторикой противопоставленных и уравновешенных положений, а многие касаются местных и преходящих тем в простом стиле, приспособленном для его неграмотных прихожан, многие из них возвышаются до благородного красноречия, рожденного мистической страстью и глубокой верой. Его пытливый ум, обученный логике в школах, не мог ограничиться вопросами своего прихода. Трактат за трактатом он старался примирить с разумом доктрины Церкви, которую он почитал как единственную опору порядка и приличия в разрушенном и буйном мире. Он знал, что Троица является камнем преткновения для интеллекта; в течение пятнадцати лет он работал над своим самым систематическим произведением — «De Trinitate», пытаясь найти в человеческом опыте аналогии для трех личностей в едином Боге. Еще более загадочной, наполнявшей всю жизнь Августина удивлением и спорами, была проблема согласования свободной воли человека с предвидением Бога. Если Бог всеведущ, Он видит будущее во всех деталях; поскольку Бог неизменен, эта картина, которую Он имеет о всех грядущих событиях, накладывает на них обязательство произойти так, как Он их предвидел; они предопределены безвозвратно. Как же тогда человек может быть свободен? Разве он не должен делать то, что предвидел Бог? А если Бог все предвидит, то Он от вечности знает конечную судьбу каждой души, которую Он создает; зачем же Ему создавать тех, кто предопределен к проклятию?