Эпоха веры [The Age of Faith]

Движение миннезингеров достойно завершилось в лице Генриха фон Мейсена, чьи песни в честь женщин заслужили титул Frauenlob, «женская хвала». Когда он умер в Майнце в 1317 году, дамы города несли его тело с мелодичными причитаниями, чтобы похоронить его в соборе, и вылили на его гроб такое количество вина, что оно текло по всей длине церкви.42 После него песенное искусство вышло из рук рыцарей и было подхвачено средним классом; романтическое настроение дамских поклонников прошло, и на смену ему в XIV веке пришли бурная радость и искусство мейстерзингеров, возвестивших Парнасу о восхождении буржуазии.

VII. РОМАНСЫ

Но в романтике среднее сословие уже захватило власть. Как аристократические трубадуры и trovatori писали нежную лирику для дам южной Франции и Италии, так и в северной Франции поэты скромного происхождения — известные французам как труверы или изобретатели — украшали вечера среднего и высшего классов поэтическими историями о любви и войне.

Типичными композициями труверов были баллада, лаи, шансон де гест и ронкан. Некоторые прекрасные образцы lai дошли до нас от той, кого и Англия, и Франция могут назвать своей первой великой поэтессой. Мари де Франс приехала из Бретани в Англию во времена правления Генриха II (1154-89); по его предложению она переложила несколько бретонских легенд на стихи, причем с деликатностью речи и чувств, не превзойденной ни одним трубадуром. Одно из ее стихотворений заслуживает внимания как благодаря необычной теме — живая возлюбленная к своему умершему любовнику, так и благодаря изысканному переводу:

Любит ли тебя кто-нибудь там,
Летом или зимой?
Внизу вы не нашли ни одного честного
Положили в могилу вместе с вами?
Разве долгий поцелуй смерти богаче
Чем моя, как правило…
Или вы отправились в далекое блаженство
И совсем забыл меня?
Какой нежный сон
Вы в чем-то нежны?
Какая чарующая смерть держит вас в глубоком
Странная приманка ночью и днем?
Небольшое пространство под травой,
Выходите на солнце и в тень,
Но, увы, вдали от меня,
Там, внизу, где ты лежишь….
Там ты будешь лежать, как лежал,
Хотя, в мире выше,
Проживите свою жизнь заново,
Снова люблю вашу любовь.
Разве не сладко под пальмой?
Разве это не теплый день, изобилующий
В долгом мистическом золотом спокойствии
Лучше, чем любовь и жизнь?
Широкие причудливо пахнущие листья, похожие на руки
Пройдитесь по ярмарочному дню,
Плетение сна не выдерживает ни одна опаленная птица,
Пока смерть плетет для вас сон.
И много странных звуков дыхания.
Бредит с утра до полудня;
И в этом месте вы должны были найти
Смерть в обмороке.
Не держите меня больше ни слова.
Я обычно говорю или пою;
Давным-давно вы, должно быть, слышали.
Есть много более сладких вещей.
Богатая земля, должно быть, достигла вашего сердца.
И превратил веру в цветы;
И теплый ветер украл часть за частью,
Твоя душа в часы безверия.
И многие нежные семена должны были победить
Почва, на которой зарождаются мысли,
Чтобы поднять цветок к солнцу
Что только не привозили;
И, несомненно, много страстных оттенков
Он сделал это место более справедливым,
Сделать из тебя страстную часть
Мне там не верят.43

Шансон де гест, или песнь деяний, вероятно, возник как объединение баллад или повестей. На историческую основу, обычно предлагаемую хрониками, поэт нанизывал паутину выдуманных приключений, которые в строках из десяти или двенадцати слогов достигали такой длины, какую могли выдержать только вечера северной зимы. Шансон де Роланда был легким предшественником этого жанра. Любимым героем французских шансон де гест был Карл Великий. Великий в истории, труверы возвысили его в своей поэзии до почти сверхъестественного величия; они превратили его неудачу в Испании в славное завоевание и отправили его в триумфальные походы в Константинополь и Иерусалим, его легендарная белая борода развевалась величественно. Как «Беовульф» и «Нибелунгенлид» отражали «героический век» переселений, так и шансоны отражали феодальную эпоху по теме, нравам и настроению; независимо от темы, места действия или времени, они двигались в феодальной атмосфере по феодальным мотивам и в феодальной одежде. Их постоянной темой была война, феодальная, международная или межконфессиональная; и среди их грубых аларумов женщина и любовь занимали лишь незначительное место.