Если мы рассмотрим все гипотезы, которые были созданы... чтобы объяснить разницу между красотой и уродством, то обнаружим, что все они сводятся к тому, что красота - это такой порядок и конструкция частей, которые либо в силу первичной конституции нашей природы [как в красоте человеческого тела], либо в силу обычая [как в восхищении стройностью женщин], либо в силу каприза [как в идеализирующих заблуждениях сдерживаемого желания] предназначены для того, чтобы доставлять удовольствие и удовлетворение душе.... Удовольствие и боль, таким образом, не только являются необходимыми спутниками красоты и уродства, но и составляют саму их суть. ... Красота - это не что иное, как форма, доставляющая удовольствие, а уродство - строение частей, доставляющее боль".96
Любовь между полами складывается из этого чувства красоты, а также "телесного аппетита к порождению и щедрой доброты и доброй воли".97
В марте 1739 года Хьюм вернулся в Эдинбург. Он с жадностью искал в журналах рецензии на свои два тома и страдал от последствий. "Ни одна литературная попытка не была более неудачной, чем мой "Трактат о человеческой природе". Он мертворожденным выпал из печати, не достигнув такого успеха, чтобы даже вызвать ропот среди фанатиков".98 Но когда он писал это в преклонном возрасте, то забыл, возможно, по забывчивости к неприятному, что в течение года после публикации его книги появилось несколько рецензий. Почти все они жаловались на то, что ее трудно понять и что автор позволил проявиться своей молодости, часто упоминая себя и эпохальную новизну своих идей. "Что наиболее оскорбительно, - сказал один из типичных цензоров, - так это уверенность, с которой он произносит свои парадоксы. Никогда не было пирронианца более догматичного.... Локки и Кларки часто, в его глазах, являются лишь жалкими и поверхностными рассуждениями по сравнению с ним самим".99
Опечаленный, но решительный, Хьюм подготовил к печати третий том своего "Трактата", содержащий третью книгу "О морали". Он вышел в свет 5 ноября 1740 года. Его анализ морали вызвал недовольство рационалистов в той же степени, что и теологов. Правила морали не являются сверхъестественными откровениями, но и не являются выводами разума, ибо "разум, - повторяет Юм, - не имеет никакого влияния на наши страсти и поступки".100 Наше нравственное чувство приходит не с небес, а из симпатии - чувства товарищества к ближним; и это чувство является частью социального инстинкта, благодаря которому, боясь изоляции, мы стремимся к объединению с другими. "Самое первое состояние и положение человека можно по праву считать социальным"; "состояние природы", в котором люди жили без социальной организации, "следует рассматривать как простую фикцию";101 Общество так же старо, как и человек. Будучи членами группы, люди вскоре научились одобрять действия, приносящие пользу, и осуждать действия, наносящие вред обществу. Более того, принцип симпатии склонял их к восприятию или подражанию мнениям, которые они слышали вокруг себя; таким образом они приобретали свои стандарты и привычки хвалить и порицать, и сознательно или нет они применяли эти суждения к своему собственному поведению; именно это, а не голос Бога (как полагали Руссо и Кант), является источником совести. Этот закон симпатии, общинного притяжения, говорит Юм, столь же универсален и освещающ в моральном мире, как закон тяготения в материальном космосе. "Таким образом, в целом, - заключает он, - я надеюсь, что для точного доказательства этой системы этики ничего не нужно".102
Том III привлек еще меньше внимания, чем тома I и II. Уже в 1756 году остатки одиннадцатисот экземпляров, составивших первое издание "Трактата", все еще загромождали полки издательств. Хьюм не дожил до второго издания.
3. Мораль и чудеса
Было ясно, что он не сможет прокормиться за счет своего пера. В 1744 году он предпринял безуспешную попытку получить должность профессора в Эдинбургском университете. Несомненно, с некоторым унижением он принял (апрель 1745 года) должность воспитателя молодого маркиза Аннандейла с гонораром в 300 фунтов стерлингов в год. Маркиз сошел с ума; Хьюм обнаружил, что от него требуют быть смотрителем сумасшедшего; начались ссоры; его уволили (апрель 1746 года), и ему пришлось судиться за свое жалованье. В течение года (1746-47) он служил секретарем у генерала Джеймса Сент-Клера; жалованье было хорошим, питание - хорошим, и в июле 1747 года Хьюм вернулся в Эдинбург, имея в кармане и весе гораздо больше фунтов, чем при отъезде. В 1748 году генерал вновь привлек его в качестве секретаря и адъютанта для миссии в Турин; теперь Дэвид облачился в огненно-алый мундир. Джеймс Колфилд (будущий граф Чарльмонт), в то время студент в Турине, был впечатлен умом и характером Хьюма, но ужаснулся его плоти.