Физиогномисты были озадачены его лицом... чтобы обнаружить малейшие следы умственных способностей в невразумительных чертах его лица. Его лицо было широким и толстым, рот широким и не имел никакого другого выражения, кроме имбецильности..... Телосложение всего его лица гораздо лучше передавало представление о черепахоядном олдермене, чем об утонченном философе.103
Тот же Колфилд утверждает, что видел, как Хьюм (тридцати семи лет) стоял на коленях перед замужней графиней (двадцати четырех лет), признаваясь в преданности и испытывая муки презренной любви; дама отвергла его страсть как "естественное действие вашей системы". По словам того же журналиста, Хьюм впал в лихорадку и попытался покончить с собой, но ему помешали слуги. Другой шотландец утверждает, что во время болезни Хьюм "принимал экстрим-ункцию" от католического священника. Хьюм, как нам рассказывают, оправдывал и галантность, и унию тем, что "организация моего мозга была нарушена, и я был так же безумен, как любой человек в Бедламе".104 В декабре 1748 года он удалился в Лондон и занялся философией, увеличив свое состояние до тысячи фунтов.
Решив получить еще одно подтверждение идей "Трактата", он опубликовал в 1748 году "Исследование о человеческом понимании" и в 1751 году "Исследование о принципах морали". В "Объявлении", приложенном к посмертному изданию (1777) этих "Запросов", он отверг "Трактат" как "юношеское произведение" и попросил, чтобы "следующие произведения в отдельности рассматривались как содержащие его философские настроения и принципы".105 Студенты, изучающие Хьюма, в целом находят больше мяса в ранних, чем в поздних работах; они освещают ту же самую тему, возможно, в менее воинственном и язвительном стиле, но приходят к тем же самым выводам.
Повторив свой скептический анализ разума, Юм предложил в качестве раздела X первого "Расследования" эссе "О чудесах", которое издатель отказался печатать в "Трактате". Он начал со своей обычной самоуверенностью: "Я льщу себя тем, что открыл аргумент... который, если он справедлив, станет для мудрых и ученых вечной преградой для всех видов суеверного заблуждения, а значит, будет полезен, пока существует мир". А затем он выпустил на волю свои самые знаменитые абзацы:
Никакое свидетельство не является достаточным для установления чуда, если только свидетельство не такого рода, что его ложность была бы более чудесной, чем факт, который оно пытается установить.... Когда кто-нибудь говорит мне, что видел мертвого человека, возвращенного к жизни, я немедленно рассматриваю с собой, более ли вероятно, что этот человек либо обманывает, либо что факт, о котором он рассказывает, действительно имел место. Я взвешиваю одно чудо против другого; и в соответствии с преимуществом, которое я обнаруживаю, я ... отвергаю большее чудо". Во всей истории не найти ни одного чуда, засвидетельствованного достаточным числом людей, обладающих таким несомненным здравым смыслом, образованностью и ученостью, чтобы обезопасить нас от всякого заблуждения в самих себе; такой несомненной честностью, чтобы поставить их вне всяких подозрений в намерении обмануть других; с таким авторитетом и репутацией в глазах человечества, что им нечего терять в случае, если они будут уличены в какой-либо неправде; и в то же время они подтверждают факты, совершенные столь публично и в столь знаменитой части мира, что обнаружение их неизбежно: все эти обстоятельства необходимы для того, чтобы дать нам полную уверенность в свидетельстве людей. ...
Максима, которой мы обычно руководствуемся в наших рассуждениях, заключается в том, что предметы, о которых мы не имеем опыта, похожи на те, о которых мы имеем; что то, что мы нашли наиболее обычным, всегда наиболее вероятно; и что там, где есть противоположность аргументов, мы должны отдавать предпочтение тем, которые основаны на наибольшем количестве прошлых наблюдений.... Сильное предположение против всех сверхъестественных и чудесных отношений создает тот факт, что они, по наблюдениям, распространены главным образом среди невежественных и варварских народов.... Странно... что такие невероятные события никогда не происходят в наши дни. Но нет ничего странного в том, что люди лгут во все века".106
Далее Юм перечислял другие препятствия для христианской веры: спокойный нейтралитет природы в отношениях между человеком и его соперниками на земле; обильное разнообразие зла в жизни и истории; очевидная ответственность Бога за грех Адама и за все грехи в мире, где по христианской гипотезе ничего не может произойти без согласия Бога. Чтобы избежать обвинения в атеизме, Юм вложил в уста "друга, который любит скептические парадоксы" и чьи принципы "я ни в коем случае не могу одобрить", защиту выдумки Эпикура о том, что боги существуют, но не обращают внимания на человечество. Друг недоумевает, почему между религией и философией не может быть соглашения о том, чтобы не приставать друг к другу, как, по его мнению, было в эллинистической цивилизации: