– А что вы предлагаете нам сделать? – осведомился Смит. – Подать Папе Римскому прошение об энциклике по поводу переселения душ?
Объектом смеха стал Уэллс – и Смит это отметил, повернувшись и кивая.
– Ну же, Эйч Джи, – вмешался Престон, лицо у которого разгорелось после трех бокалов вина. – Почему вы нас сегодня позвали сюда? Надо полагать, не для того, чтобы мы стали свидетелями возобновления словесных баталий между вами, Смитом и Стивенсоном! – Он замолчал, закуривая сигарету. – Если это не так, то должен совершенно откровенно сказать, что мои студенческие годы давно закончились (как и ваши) и что мне пора уходить. У меня завтра много работы.
Он привстал с места.
– Сядьте, Джеймс, – предложил Уэллс с напускным спокойствием – и начал: – Дорогие друзья, мы давно усвоили, что все имеет длину, ширину, толщину и продолжительность. Продолжительность – или время – это четвертое измерение. Вы с этим согласны?
Все это признали, хотя Стивенсон и Смит сделали это довольно настороженно.
– Наша сознательная жизнь имеет форму падения или полета вдоль этого измерения, времени, но в любой момент мы способны воспринимать только три измерения. Однако мы все знаем, что в целом наше существование продолжается от рождения до смерти. Следовательно, мы – существа четырех измерений. Что мы видим в каждый отдельный момент – это только кусочек нашей реальности.
– Вы по-прежнему не выдали никому билета в вашу так называемую Утопию, – отметил Стивенсон.
Уэллс только улыбнулся, решив не отвечать на это замечание.
– Если время – это некое пространство, то почему мы не способны перемещаться по четвертому измерению так же, как по остальным трем?
– Мы это делаем, – возразил Смит. – Со скоростью, которую мы называем минутами, часами, днями, неделями и так далее.
– А если бы мы могли ускорить или замедлить эту скорость?
– Исключено, – сказал Стивенсон. – Время диктует нам скорость жизни, так уж все устроено.
– Разве мы изучаем естественные науки для того, чтобы удовлетворяться тем, как все устроено, а не для познания неизведанного?
Харпер и Гриннел согласились с Уэллсом. Стивенсон, Смит и Престон отпустили шуточки насчет состояния финансов и здравого ума хозяина дома, однако никто из них не выразил желания удалиться.
Спор затянулся на несколько часов, с короткими перерывами на новые порции еды и вина. Уэллс наслаждался дискуссией: он занимался любимым делом, применяя логику, чтобы убедить скептиков. Под возгласы «Невозможно!» он уверенно поведал о последних плодах научного творчества: говорящем аппарате Эдисона, работающей электрической лампочке (он уже установил несколько таких у себя в лаборатории), двигателе внутреннего сгорания Даймлера – Бенца, беспроводной передаче Маркони и (хвала королеве) новой электрической подземке Лондона.
– Так что же невозможно, джентльмены?
Эйч Джи раскинул руки. Он бросил взгляд на стоявшие на бюро часы. Через полчаса встанет солнце. Они проговорили ночь напролет.
– Что невозможно? – устало переспросил Стивенсон. – Невозможно попасть в прошлое или будущее.
Уэллс развернулся к нему. Несмотря на поздний час, глаза у него оставались блестящими и зоркими.
– Что вы делали восемь лет назад, Джон?
– Изучал медицину. И что это доказывает?
– Какой курс лекций был у вас первым?
– Анатомия.
– Вы можете представить себе лицо, фигуру и ухватки вашего профессора?
– Конечно.
– Можете закрыть глаза и увидеть изображения и схемы человеческого тела?
– Безусловно.
– Можете вспомнить первый труп, который вы препарировали?
– К чему вы ведете, Уэллс? Конечно, могу! Память у меня не хуже, чем у всех!
– Значит, ваш разум только что совершил путешествие во времени. Что и требовалось доказать. – Уэллс улыбнулся и нанес решающий удар: – А если ваш разум на это способен, почему же не вы целиком?
Гости начали тихо переговариваться.
Стивенсон вскочил на ноги и воскликнул:
– Это противоречит разумному, Уэллс!
– Возможно. Но и преодоление силы тяжести – тоже. Однако вы ведь знаете, что уже не один человек поднимался на высоту пяти тысяч футов над землей на воздушном шаре, верно?
Стивенсон начал было что-то говорить, но тут же сгорбился, лихорадочно соображая. Разве десять лет назад кто-то мог себе представить электрическую лампу? Или говорящий аппарат? Разве сто лет назад кто-то мог себе представить фотокамеру? Или граммофон? Техника действительно развивается все стремительнее. Может, Уэллс не ошибся относительно утопического будущего с довольным населением. Его теории звучали убедительно.