Было уже упомянуто, что «классическая» сербская песня, как, например, большинство песен о Королевиче Марке, отличается прямолинейностью, напряжением драматического действия. Она сжата, немногословна, и даже повторения группы стихов, как, например, в «Девушке с Косова поля» или в «Марко пьет вино в рамазан», каждый раз вносят новое, освещая событие с разных сторон, и не нарушают единство повествования. На иных принципах возникла мусульманская песня, отличающаяся сложной «двупланной» архитектоникой.
Не все гусляры были только исполнителями. Кто-то сочинял известные нам песни, но имена гусляров-поэтов нам в большинстве случаев неизвестны. Сочинявший новую песню обильно черпал из традиционного материала, но подчинял этот материал своим целям, своей теме. Система его изложения должна была быть доступной и понятной слушателям. Отсюда Браун (следуя Геземанну) пришел к заключению, что в эпосе выделяется сравнительно небольшое число традиционных построений, которые не представляют особых трудностей для эпического оформления 40.
Повествовательная техника, следуя Геземанну и Брауну, выработала определенное число мотивов (5—6). Эти мотивы образуют цепь, которая придает рассказу «устойчивый остов». Каждый мотив должен быть конкретизирован, облечен в факты. Для осуществления мотива певец может прибегать к разным вариантам. Так, например, в песне о Стефане Мусиче мотив «заботы о своевременном выступлении в поход» может быть реализован по-разному. Мусич поручает своему верному слуге следить за движением звезд и определить по ним время, когда следует встать. «Но он мог прибегнуть и к другим мерам: отказаться от сна, руководиться криком петуха или какими-либо приметами» (стр. 162). Мотив остается тем же, изменяется только «фактическая оболочка»,— в терминологии Брауна названная им композиционным образом. Иногда дело усложняется: появляются подмотивы, особенно в местах, важных для повествования. В центре обычно стоит самый важный мотив. Так, в песне о Стефане Мусиче: «герой узнаёт о своем запоздании (встреча с девушкой на Косовом поле, которая несет сербскую шапку, выброшенную водою на берег реки Ситницы). Тогда происходит как бы нагромождение образов в рамках одного мотива». Браун полагает, что народная поэтика нормирует композиционные схемы и мотивы («композиционные трафареты»); «с наличием таких трафаретов приходится считаться каждому рапсоду, как бы велики ни были его собственные творческие способности. Все же они не мешают проявлению индивидуальных художественных особенностей — певцу предоставляется довольно широкий диапазон вариантов и даже совершенно самостоятельных уникальных замыслов — поскольку эти замыслы в основе опираются на укоренившиеся в традиции приемы» (стр. 163).
40 М. Браун. Композиция героических народных песен. (На материалах сербо-хорватского народного эпоса). — «Русский фольклор», т. 5. М.—JI., 1960, стр. 157. Подробнее в книге: М. Braun. Das Serbocroatische Heldenlied. Gottingen, 1961,
S. 117—267 (Bd. 2: Lieder und Themen).
Вопрос архитектоники сербских народных песен был разработан М. Брауном и в его работе о «Женитьбе царя Степана»108.
Разбирая построение этой известной песни (см. перевод в этом сборнике), М. Браун считает, что тема ее — сватовство, схема действия (Handlungsschema) — принятие и осуществление трудных заданий. Из темы и схемы действия рождаются частичные темы или мотивы, образующие цепь (Motivkette). Именно цепь мотивов является конкретизацией, индивидуализацией и осуществлением самой темы. Одна и та же тема может быть осуществлена различными «цепями мотивов». Мотивы нуждаются в «воплощении». Так, например, желание князя жениться может быть выражено в былинах по-разному. Князь на пиру ловит на слове хвастающихся гостей, которым дает трудные поручения, или же он приглашает чудо-богатыря и предлагает ему порадеть за него, или же на князя наседают родные и приближенные с требованием жениться. Выбор мотива и создает цепь, т. е. эпическое действие. При некоторой осложненности и абстрактности в толковании Брауном архитектоники народной эпической песни, его теория способствует пониманию процесса композиции.
Замечу, что писатель, имеющий перед собой бумагу и держащий в руке перо, также подчиняется известным традициям, выбирает мотивы, составляет из них «цепочки» и т. д. Традиция весьма часто и у него ведет к шаблонам. Особо одаренные писатели также выбиваются из схем, правда с большей смелостью, чем гусляры. Все это приводит к заключению, что между устной и письменной традицией, быть может, разница не так велика, как это кажется с первого взгляда.
108
Th. Frings u. М. Braun. Brautwerbung, I. Leipzig, 1947. («Berichte fiber die Verhandlungen der Sachsischen Akademie der Wissenschaften zu Leipzig». Phi-
lol.-hist. Klasse, Bd. 96, Hf. 2, 1944—1948).