— Не обращай на него внимания, дорогая, — сказал Форрестер девушке, — ты говорила мне, что это не жертвоприношение?
— О, это как игра. Многие новички идут на это, чтобы получить деньги. Но они не догадываются, что все может плохо для них кончиться.
— Это очень интересно, — сказал Форрестер. Затем, вздохнув, отвернулся от девушки и кивнул Харе. — Знаешь, а ты здесь лишний.
— А ты пьян, — ответил Хара. — Привет, Тип. Кажется, вы довольно хорошо проводите время вдвоем.
— Он такой славный, — промурлыкала девушка. — А ты мне тоже нравишься, Тип. Не пора ли нам выпить шампанского?
— Как раз пришло время. Вот почему я ищу тебя. Я с большим трудом достал шампанское. На вечере Форрестер выпьет его немного и продемонстрирует остальным, как это делается.
— Наклонить и выпить, — сказал Форрестер.
Хара внимательно посмотрел на него и, покачав головой, крепко сжал джоймейкер.
— Разве ты не помнишь, что я тебе говорил? — упрекнул он Форрестера, обдав его стимулирующими брызгами. — Много не пить. Управлять собой. Не забывать, что вы были мертвыми. Делать то, что я вам говорю, не так ли? А сейчас посмотрим, что у нас получится с шампанским.
Форрестер поднялся и, как послушный ребенок, последовал за Харой, обняв одной рукой девушку.
Казалось, что светлячки гнездились в ее бледных волосах с пушистым венцом наверху.
Форрестер думал: если когда-нибудь увидит свою жену Дороти, то такого больше делать не будет. Но сейчас ему было приятно. Ему трудно было вспомнить, когда он в последний раз обнимал хорошенькую девушку. Ведь девяносто дней назад его тело находилось в камере с жидким гелием, сердце его было неподвижным, а легкие представляли собой бесформенный кусок ткани, покрытый рубцами.
Он умело открыл бутылку, провозгласил тост и выпил. Прежде он никогда не видел на шампанском такую этикетку. По просьбе Хары и под громкие аплодисменты Форрестер прочитал стихотворение «Внебрачный король Англии». И хотя он все время запинался, никто не обращал на это особого внимания.
— Ублюдочные декаденты! — восторженно завопил он. — Вы много знаете, но не умеете напиваться!
Потом они танцевали, образовав замкнутый круг из двадцати человек, топая ногами и резко меняя направление. Это напоминало танец героев легенды о Робин Гуде, исполняющийся под музыку виолончели и пискливой флейты. Девушка восклицала: «О, Чарльз! Чарльз Форрестер! Ты почти сделал меня обитательницей счастливой Аркадии!» Он кивал головой и ухмылялся, держась слева за нее, а справа — за огромное создание человека, про которого кто-то сказал, что это марсианин и он еще не привык к земной гравитации. Но он смеялся, и все смеялись. Казалось, что большинство из присутствующих смеялись над Форрестером, возможно, потому, что он старался неуклюже шагать за другими. Но никто не смеялся громче его.
Это было почти все, что он запомнил. Были различные предложения насчет того, что с ним делать. Некоторые предлагали отрезвить его, другие были против. А он во время продолжительных хихикающих рассуждений счастливо кивал и кивал головой, как глиняный болванчик на пружинке. Он не знал, когда закончилась вечеринка. Остались только сказочные воспоминания о девушке, которая вела его по безлюдной дороге между высокими темными строениями, похожими на могильные плиты, от которых его крики и пение отражались гулким эхом. Он помнил поцелуи девушки, бессвязный шепот, брызги джоймейкера, добавившие в его эмоции страх. Но он не запомнил, как вернулся домой и лег спать.
И когда Форрестер проснулся, то был бодрым, отдохнувшим, энергичным и одиноким.
Глава 2
Кровать, в которой проснулся Форрестер, мягко урчала. Стоило ему пошевелиться, как звук прекратился и начался легкий массаж. Зажегся свет. Вдали тихо заиграла прекрасная музыка, напоминавшая цыганское трио. Форрестер потянулся, зевнул, провел языком по зубам и сел.
— Доброе утро, Человек Форрестер, — сказала кровать. — Время: восемь пятьдесят. У вас назначена встреча на девять пятьдесят семь. Хотите ли вы прослушать поступившие сообщения?
— Позже, — ответил Форрестер.
Хара предупредил его о говорящей кровати, поэтому Форрестер не испугался; он как-то сразу осознал, что это не опасность, а очередное преимущество, составная часть комфорта нового приветливого мира.
Форрестер, сгоревший заживо в возрасте тридцати семи лет во время пожара, по-прежнему считал, что не состарился даже на год. Он закурил сигарету, тщательно, как решил с вечера, проанализировал ситуацию и заключил, что впервые в истории мира человек средних лет находится в столь удивительном положении. Это чудо. Жизнь. Здоровье. Хорошая компания. И четверть миллиона долларов.