Боль для Форрестера была невыносима. Ему хотелось умереть. Своей руки он уже вообще не чувствовал.
Но все же он мог видеть движение трости, переходящей из рук в руки, белый аэрокрафт и абсолютно безучастное лицо женщины в кабине. Однако он неожиданно для себя обнаружил, что теперь может относительно спокойно переносить боль. Возможно, это был результат действия некоторых лекарств, которыми его лечил Хара. Или это было последствие шока.
— Вы получили предупреждение, Человек Форрестер, — где-то недалеко от головы послышался тихий голос джоймейкера.
Он попытался ответить, но легкие отказывались работать. Он сохранял ясность сознания, хотя и очень хотел забыться. Возможно, это было действие одного из эйфориков Хара. Вдруг он почувствовал, что боль в животе постепенно начала утихать и физические страдания закончились.
Но в голове боль осталась. Она взрывала его мозг бесконечно повторяющимся вопросом.
Почему? Почему я?
Глава 3
Звуки приближающегося смеха заставили Форрестера очнуться. Девушка радостно кричала:
— Он вращает! Он вращает! Кажется, я вижу патрон!
Форрестер открыл глаза. Он лежал на чем-то покачивающемся и мурлыкающем. Девушка в голубом костюме сидела к нему спиной и внимательно наблюдала за экраном. Экран показывал арену, где женщина с возбужденным и радостным лицом топталась рядом с мужчиной, у которого была повязка на глазах. В руках тот держал оружие.
Ссадины и ушибы напомнили Форрестеру о происшедшем. Для него было сюрпризом, что он все еще жив.
— Эй! — позвал он.
Девушка в голубом посмотрела на него через плечо.
— С тобой все в порядке, — сказала она. — Успокойся. Мы прибудем через минуту.
— Куда?
Она раздраженно передернула плечами. Арена с мужчиной и женщиной исчезла. Мужчина в этот момент как раз стал поднимать оружие. Форрестер видел теперь только голубое небо и облака.
— Немного приподымись, — сказала девушка в голубом. — Теперь можешь взглянуть. Туда.
Форрестер приподнялся и, прежде чем рухнул обратно на спину, успел заметить рощу возле домов пастельной окраски.
— Я не могу подняться, черт побери! Меня ведь чуть не убили.
Он чувствовал, что лежит на каком-то подобии носилок. Рядом находились такие же. Лежащий на них человек был полностью накрыт простыней.
— Кто это? — закричал он.
— Откуда я знаю? Я только занимаюсь перевозкой, а не пишу его биографию. Ты должен расслабиться, или я тебя усыплю.
— Глупая сволочь, — четко произнес Форрестер. — Я не желаю, чтобы со мной так поступали. Я требую… Подожди! Что ты делаешь?
Девушка обернулась, держа в руках что-то наподобие джоймейкера.
— Ты не хочешь молчать и лежать спокойно?
— Я предупреждаю тебя! Ты не посмеешь…
Она вздохнула и брызнула ему на лицо чем-то холодным.
Форрестер попытался собраться с силами, чтобы высказать все, что о ней думает. О ее сексуальной жизни. О ее мире. И еще множество вещей. Но горло отказало. Он смог произнести только что-то вроде:
— Аргх.
Сознания он не потерял, но был очень слаб.
Девушка сказала:
— Ты заставляешь меня попотеть, зеленушка. Ты ведь новичок? Вот что я хочу тебе сказать. Люди из дормов частенько считают себя богами. Мамочка! Разумеется, ты ожил. И конечно, ты очень рад такой удаче. Но почему мы должны этому радоваться тоже?
В это время аэрокрафт разворачивался и заходил на посадку. Девушка, которую Форрестер посчитал пилотом, не обращала на это внимания. Она была сильно рассержена.
— Я знаю свою работу, — сказала она, — и моя работа заключается в том, чтобы доставить тебя живым, или твой труп, к тем, кто будет тобой заниматься. Я не обязана с тобой разговаривать. И вовсе не хочу тебя слушать.
— А-р-рр, — ответил Форрестер.
— Ты мне не нравишься, — уточнила она. — И я пропустила свою любимую программу. Лучше спи.
Когда аэрокрафт приземлился, девушка подняла джоймейкер, и Форрестер снова потерял сознание.
При температуре жидкого гелия химические процессы останавливаются.
На этом факте, так же как и надежде, в конце двадцатого века образовалась гигантская индустрия.
Надежда основывалась на том, что прогресс медицины будет весьма значительным. И в будущем будет возможно исправить любые повреждения человеческого организма (в том числе и от глубокого переохлаждения), вызванные болезнями, неизлечимыми в двадцатом веке.
При замораживании время останавливалось.
И индустрия стала называться «Бессмертие Инкорпорейтед».