- Шмиттельварденгроу, аттаруан Симгара и капитан Четвертого полка Темной Гвардии, - гордо произнес цверг. Скрывать свое происхождение не имело смысла: пусть людишки поймут, какая важная персона им попалась. Другое дело, что Симгар вот уже лет тридцать, как разрушен до основания, а в последний бой Темная Гвардия приняла свой последний бой два десятилетия назад.
Но сказанное не произвело особого впечатления. Клирик лишь искоса взглянул на цверга и сказал стоявшему рядом стражнику:
- Ошейник!
Солдат довольно осклабился и тут же извлек из повозки покрытый зарубками и царапинами самого отвратительного вида ошейник, состоявший из двух металлических дуг толщиной где-то в четверть пальца. Цверг непроизвольно сглотнул. Он знал, что это такое.
Толстые полосы сомкнулись на шее, с отвратительным скрипом крепежный болт встал на место. Леденящее прикосновение к коже и полная неспособность колдовать. Метеоритное железо, более известное как «душитель магов». Шмиттельварденгроу был знаком с похожим инструментом еще во время службы в Гвардии: Горгонадец таким образом наказывал провинившихся магов. Тогда это была сложная конструкция из ошейника, железной маски, ножных и ручных кандалов и металлического корсета, сжимавшего грудь. Такое своеобразное орудие казни: колдуны без малейшего притока магии попросту умирали в страшных мучениях. Правда, ошейник оставлял небольшой ручеек магической энергии, не давая цвергу окончательно загнуться, но от этого ему отнюдь не становилось легче. Скорее это походило на изощренную пытку: магия-то ощущалась, только вот пользоваться ею стало невозможно.
Все формальности закончились где-то к полудню. Такой небольшой городок как Ведьмин Яр даже при великом желании не мог дать достаточного количества бесплатной рабочей силы, поэтому караван двинулся дальше, собирая по городам и весям Эратии дань в виде верениц оборванных и изможденных заключенных, бывших солдат темных орд, предателей, служителей разгромленных тайных культов, что встали на сторону Горгонадца. Они все выбрали не ту сторону и сопровождались уже даже не ненавидящими, а просто презрительными взглядами. Память о войне уже успела подернуться пеленой времени, и нелюбовь к темным теперь носила характер традиции, поддерживаемой клириками.
Шмиттельварденгроу выделили отдельную повозку с железными прутьями с полруки толщиной, выломать которые не представлялось не малейшей возможности. Поэтому особое внимание гном уделил своему новому украшению. Правда, тоже без особых достижений. Только убедился, что болт был прикручен намертво, и сорвал пару ногтей в безуспешных попытках отвинтить его. Оставалось наконец успокоиться и отдаться течению жизни, несущему его все дальше и дальше на северо-восток.
На второй неделе караван посетил Маран. Суровая столица Утгарона спускалась по южным отрогам Королевского хребта, омывая свои гранитные парапеты в теплом и ласковом море Седрэ. Шмиттельварденгроу стоило больших усилий попытки вызывать как можно меньше приступов любопытства у прохожих-дварфов, которых здесь было превеликое множество. Между дварфами и цвергами на протяжении веков велось постоянное соперничество, порой переходящее в открытое противостояние. А ведь и те, и другие были из одного народа, из гномов. Разница между ними сводилась исключительно к политическим взглядам, которые, как известно, больше иных причин способствуют раздору и взаимной ненависти.
Но цвергу в тот день пришлось не раз славить Тьму: видимо, тюремные караваны были не редкостью в Маране, стоявшем на единственном сухопутном пути в Восточную Эратию, не считая труднопроходимые перевалы Королевского хребта. Дварфы спешили по своим делам и не собирались обыскивать повозки в поисках цвергов.
Обошлось, и караван, пройдя знаменитым маранскими Вратами Востока, покинул Королевство и ступил на разоренную, бедную землю Восточной Эратии — извечное поле битвы Света и Тьмы, добра и зла, как вещали клирики с амвонов. Но для Шмиттельварденгроу это было место позора и смерти, места, где он сражался за чужие интересы.
Повернув на север, караван, посетив Валдар, последний аванпост Срединной Эратии, захиревшую крепость с гарнизоном в пару сотен ополченцев, и двинулся вдоль Королевского хребта. Похолодало. Стылый ветер с равнины Горго пробирал до костей: поздняя осень с голыми деревьями и опустевшими полями здесь была особенно промозгла и холодна. Разоренная войнами, эпидемиями и голодными бунтами Восточная Эратия только-только входила в русло нормальной жизни. Вернее пыталась это сделать. Как будто и не прошло три десятка лет мира. Лишь руины городов и деревень густо поросли бурьяном и деревьями, вставая на пути немыми памятниками бушевавшей огнем и сталью эпохи. Кое-где настырные люди продолжали цепляться за жалкие клочки земли, ютясь в кособоких лачугах и кутаясь в лохмотья. Они провожали пустыми взглядами караван и снова сгибались в три погибели, стараясь поспеть собрать незавидные урожаи до первых заморозков. Иногда вдалеке вставали куцые, полуразрушенные замки местных аристократов, когда-то так же, как и их подданные теперь, гнувшие спины на прежних хозяев Восточной Эратии. Коса горгонадской армии безжалостно прошлась по верхушкам общества, трезво рассудив, что многочисленные вельможи ей совершенно ни к чему, а вот бесплатная рабочая сила весьма пригодится. Все эти графы и бароны, герцоги и князья пошли на мясо не особо разборчивым в еде солдатам Горгонада. А когда все закончилось, оказалось, что править уже и некому. Тогда эратийский король по праву сильного объявил эти земли своими и стал постепенно их восстанавливать, раздав разоренные земли обедневшим аристократами, младшим сыновьям вельможных родов и безземельным рыцарям. Те было взялись за дело, но так и не сумели возродить павшую страну из пепла прошедшей войны. Лишь вездесущие сорняки облюбовали земли, щедро удобренные пеплом и кровью.
Не было видно конца и пути. Вереница повозок все тянулась и тянулась на север, а позади оставались лиги разбитых дорог, дремучих лесов, глухих болот и руин богатых и величественных некогда городов, где нынче лишь выли на луну дикие гули и волки.
Иногда цверга невольно пробирала дрожь: он приближался к исконным землям Тьмы, туда, где была его родина и откуда началось нашествие горгонадских полчищ. Не раз он мучился вопросом, а если кто-то из его сородичей остался в живых. Какова будет встреча? Что они друг другу скажут? Отношения между самими цвергами тоже нельзя было назвать приятными, но все же они были одной крови, жили и сражались плечом к плечу… Но с другой стороны, а что, если ничего не осталось, кроме вымерших подземелий и гробниц давно почивших вождей. Сомнения не были свойственны Шмиттельварденгроу, и новые ощущения цверг никак не мог назвать приятными. Всю свою жизнь он знал, что его ждет и что ему надо делать, но только не теперь. Караван вез его в неизвестность.
День следовал за днем, сливаясь в недели, а те, в свою очередь, сплетались в месяцы. На исходе листопада, когда на землю лег первый снег, а вода в реках покрылась первым льдом, по которому можно было уже ходить без опаски, караван вступил в тень, отбрасываемую могучими стенами Эрдерета. Гладкие, черные, словно сложенные из лучшего обсидиана, они были крепче стали и возносились на двести локтей вверх, башни квадратного сечения венчали углы, зубчатый парапет обегал несокрушимые стены, а в центре южной стены под могучим барбаканом притаились ворота из железного дерева. С невольным восхищением цверг уставился на древнюю твердыню. Для консервативного ума цверга было большой проблемой поверить, что Эрдерет построен исключительно человеческими руками. Видимо, у людей в то время был приступ фортификационного вдохновения.
Ворота были уже распахнуты, и в проеме стояло несколько королевских солдат – хмурых ветеранов, наверняка еще помнивших годы Темной войны. Внимание Шмиттельварденгроу привлекла необычная возня на самом входе в крепостной дворик. Смуглокожий человечек в драной алой мантии отчаянно отбивался от группки стражников, сопровождая свои действия неразборчивыми на таком расстоянии криками. Мага, судя по мантии, тащили в сторону каравана, а точнее в сторону повозки Шмиттельварденгроу. Выстроившись полукругом, рядом шли клирики со сложенными на груди руками и невероятно одухотворенными лицами, как будто вели раскаявшегося грешника на очищающую молитву во славу Света. Также цверг отметил еще кое-какие детали: во-первых, железное украшение на шее мага, аналогичное ошейнику цверга, во-вторых, крайне необычную внешность человека. Сразу становилось ясно, что родом он был из весьма и весьма далеких мест, оттуда, где климат был более мягким и благоприятственным человеку.