Высоко наверху Император с гордостью наблюдал, как Ангрон вел свой непревзойденный мятеж, однако теперь решил вмешаться, не желая мириться с гибелью потерянного сына в сражении, невзирая на его решительность и честь. Встретившись с Ангроном и предложив место возле себя, Император, к своему удивлению, получил отказ и был отвергнут. Ангрон поклялся жить и умереть вместе со своими спутниками, и именно так он и намеревался поступить. Однако Император не принял этого решения, и в ночь перед последним натиском силой телепортировал разъяренного примарха прочь от последовавшей резни, и восставшие рабы были перебиты все до единого. Ангрон никогда не простил Императору этого поступка, оставившего на чести примарха пятно, которое так и не потускнело, а вместо этого растравилось до состояния душевной раны.
Большая часть данных касательно обнаружения примарха Ангрона остается неизвестной широкодоступным источникам. В сущности, есть свидетельства того, что эта информация — включая настоящее название планеты, где его нашли — была известна, но хранилась в тайне по приказу Императора или его приближенных. Сообщается лишь о жестоком воспитании, смертоносном насилии и жажде крови, которую испытывали праздные правители, развращенные абсолютной властью, и, наконец, о том, как Ангрон восстал против них. Также широко известно, что он нелегко воспринял вмешательство Императора, однако точные упоминания о том, какую форму приняла эта антипатия и как она разрешилась, представляют собой туманные слухи и бездоказательные умозаключения. Уверенно можно сказать лишь, что первой реакцией Ангрона на изменение ситуации стала ярость, и говорят, будто какое-то время всякого появлявшегося перед ним Пса Войны ждала страшная смерть. Ясно, что в это же время Магистр Легиона Псов Войны — Ибрам Греер, уважаемый генерал, командовавший XII-м почти три десятилетия — исчезает безо всяких пояснений в хрониках или комментариев немногословного Легиона по поводу его отсутствия.
Судя по тому, что вслед за этим Ангрон быстро принял власть над Легионом, было достигнуто некое пусть и кровавое, но примирение. На своем родном мире молодой Ангрон вел силы мятежников, получившие за свой гнев и насилие название "Пожиратели городов", и теперь его Легиону предстояло стать Пожирателями Миров.
Многое сказано о физической силе Ангрона — как говорят, ей он превосходил даже многих из своих товарищей-примархов — о его ярости берсерка, практически безумной страсти к насилию, а также о злобном и далеком от реальности нраве. Однако мало кто сообщает о явном врожденном уме, грозном обаянии и силе убежденности, отмечавших его постчеловеческую сущность. Для его легионеров изуродованная, окровавленная, смрадная и яростная фигура, которая теперь ступала среди них в качестве нового повелителя, быстро стала чем-то вроде дикого мессии — лучшего из всех известных воинов, образца жестокого идеала чести и битвы, который пел их душам. Ангрон стал для них первостепенным господином, потеснив у многих былую верность Императору. Он был их судьей, полководцем и завоевателем, за знаменем которого они бы последовали в бездны преисподней.
Приняв командование над Легионом на сборах Бодта, Ангрон быстро провел многочисленные преобразования своих сил — "Пожирателей Миров", как их теперь называли. Похоже, что в этом деле ему было предоставлено на удивление много свободы для недавно наделенного полномочиями примарха. Ангрону не пришлось проводить какое-то время в тени одного из братьев, дорастая до командования, или же в компании новообретенного отца. Вместо этого, судя по всему, ему дали право просто возглавить воинство, и он агрессивно подготовил Легион к войне. Прежний режим тренировок и дисциплины XII-го всегда отмечался как один из наиболее суровых среди Легионов, но оказалось, что это была лишь тень того, что наступило под руководством Ангрона. Единственной мерой и единственным судьей было противостояние, и обучение, помимо базовых элементов, стало таким же реальным, как и всякая битва или война, в которой должен был оказаться Пожиратель Миров — потоки красной крови, боевые заряды и обнаженные клинки, бойцовые ямы и гладиаторские схватки. У каждого теперь были шрамы, по которым можно было сосчитать уроки, усвоенные среди жары и горького вулканического песка. Те же, кто терпел неудачу, не доживали до второй попытки.