Среди толпы на него и внимания не обратишь. На веселой вечеринке не заметишь. Не добрый, но и не злой. Не глупый, но и не сказать, чтобы умный.
Молчаливый. Спокойный. Хотя в любой момент может взорваться. Никак Ник не мог с ним определиться. Не холодный, но и не горячий. Так какой же?
Но больше всего Нику не нравилось, как он сам менялся в компании Тима. Как вмиг становился он каким-то дураком. Начинал вести себя по-идиотски. «А ты целовался?» «А как? А где? А чем?» Тьфу ты! Идиот несчастный!
Ник был недоволен и собой, и Тимом, и чувствовал, что не хочет с ним больше встречаться.
Он встал и пошел к тёте. Уже на подходе к тётиному дому он увидел высокого темноволосого парня, и сердце его сладко дрогнуло, но это был совсем не Тим. Настроение резко упало, и он помрачнел.
У тети его ждала малознакомая жирная женщина, которая протянула ему котомку с живой кошкой. Он должен был передать ее жрецу, а тот — заколоть специальным ножом, чтобы кошка, умерев, взяла на себя грехи толстухи. Ник изо всех сил пытался сделать сочувственное лицо. Женщина вдруг рванулась и поцеловала ему руку. Это было уже не по правилам. Он не был посвящён в сан жреца, а числился только прислужником, поэтому такой почести не заслуживал.
И вообще ему было неприятно в этом Грязном - или его еще называли Нижнем - городе. Он уже давно жил в Чистом городе и всячески хотел избавиться от своего «грязного прошлого». Но опять же Тим манил его. Вот он и бегал при каждом удобном случае.
Плохо все это. Не хорошо. Не правильно.
Ник с кошкой в мешке брел по центральной улице Грязного города. Домишки стояли поганенькие, кривоватенькие, старые, тоскливые. Хотя попадались и ничего так.
Сейчас он уже и не представлял, как можно жить тут, среди всех этих недостойных греховодников-чернорабочих. Как он бегал по этим трем единственным улицам, лазил по оврагам, по зарослям, купался в реке. Не замечал всего этого убожества.
А потом ночью на Грязный город обрушился Выверк и убил родителей. Он был как ураган, как буря. И не так много народу сожрал, как погибло под завалами и в пожарах. И на всю жизнь Ник запомнил эту беспредельную мощь, эту громаду. Дрожь земли и рев. И как бабы визжали и дети надрывались. И как не брали Выверка ни копья, ни стрелы. Как рушил он дома и втаптывал в землю людей. Это показалось ему самым жутким. В таком пятне и не поймешь, кто это, где голова, где ноги. И как рвал он людей на части над своей башкой, и потом кишки их висели на деревьях. И части тел тоже висели… и тухли на солнце.
Вот тогда-то он, наверное, и воспылал верой в Единственного.
Но нет худа без добра. Дядя его был сам прислужником у жреца, замолвил за племянника словечко, и его подтянули в Чистый город.
Ник прошел рыночную площадь, миновал все сонные домишки и зашел в сосновый лес. Тут, среди стройных высоких сосен, стояла крепкая стена из бревен в три человеческих роста — как раз рост Выверка.
Он постучался, и охрана впустила его. Омыв в купели лицо и руки, вытерев ноги и тем самым смыв с себя греховную нечистоту Грязного города, он пошел в дом своего жреца. Тут дома уже были красивые ладные срубы в два-три этажа. В каждом таком жил жрец со своими учениками-прислужниками.
А в самом центре Чистого города, за каменной оградой, стоял Небесный дворец, где обитал Единственный.
И глядя на эти тяжелые серые камни могучей стены, Ник решил, что если спросят, где он был, то он больше никогда не пойдет в Грязный город, к этому Тиму.
Ну, а если не спросят…
Когда Ник вошел в пустые просторные покои жреца, тот уже проснулся и сидел на кровати. Высокий, худощавый мужчина. С крупным лбом мыслителя и могучей лысиной. Взъерошенные седые волосы остались только над ушами и на затылке. На густо поросшей серыми волосами груди висел массивный медальон на толстой цепи — знак отличия, который жрецы не снимали никогда. Конечно, такая крупная штуковина доставляла проблем, но они стоически не обращали на это внимания. Терпели, показывая покорность и преданность.
Ник поцеловал холеную руку жреца и, получив благословление, стал прислуживать ему. Сначала поднес таз для мытья ног. Потом еще один для рук. Лил воду из кувшина, ожидая пока жрец умоет лицо. Подал полотенце.
Серый робкий свет, проникающий сквозь маленькое оконце, был слабым и не мог осветить всей комнаты. Хотя, кроме кровати и столика, тут и освещать-то было нечего.
Жрец поднялся. Высокий, в одной ночной рубахе до пят. Подошел вплотную и осмотрел лицо Ника. Провел большим пальцем по нежным губам и положил ладонь на голову. Ник уже все понял и опустился сначала на одно колено, потом на второе. Жрец стянул рубаху. Ник поднял голову и посмотрел на благодетеля большими голубыми глазами. Жрец слегка улыбнулся, пригладил его густые, волнистые, черные волосы и притянул голову поближе к паху. Ник открыл рот и дотронулся кончиком языка до члена.
— В начале начал была только Великая Тьма Хаоса. Безбрежный океан тьмы, черного льда и холода. Но в один миг вспыхнула божественная искра. Искра разгоралась, набирала силу, росла и вскоре превратилась в костер. Этот костер дал тень, и из этой тени выполз ужасный змей Агог — воплощение тьмы, холода и смерти. Он возненавидел божественный огонь и захотел его потушить. Но тут из пламени родился светлый бог Амос, который вступил в битву со змеем.
Голосок был звонкий, детский, прямо тут, за дверью, в соседней комнате. Там — в просторной светлой комнате — учились прислужники жреца. Там же, убрав священные свитки, и обедали. Дюжина ребят, отобранная жрецом. Два раза в день они зубрили молитвы, а все остальное время занимались хозяйством в большом двухэтажном доме жреца.
— Долго они боролись, но в конце концов Амосу удалось отбросить Агога во тьму.
Член жреца окреп, и он ввел его весь до упора. От неожиданности тонкая одинокая слеза скатилась по правой щеке Ника.
— Одержав победу, великий Амос создал мир. Небо и землю. Леса и реки, и заселил мир первыми людьми. Первые люди жили счастливо, в мире и процветании. Однако проклятый змей напитался силы в ледяной тьме и опять атаковал Амоса. Они сошлись в страшном поединке, и Амос рассек мечом брюхо Агогу, и тот рухнул на недавно созданную землю. Из капель крови и кусков плоти, что упали на землю из его поганого чрева, появились демоны и чудовища. Сам же окаянный змий уполз под землю и затаился, залечивая свои раны.
Жрец взял Ника за волосы и сам стал трахать его в рот. Ник протянул руку и нежно взял жреца за яйца. Так жрец любил, так было нужно.
— На том месте, где Агог влез под землю, он соорудил Адские врата — вход в его подземное обиталище. Из этих врат и стали вылазить демоны, чтобы терзать и мучить людей. Люди стали биться с чудовищами, но они были слишком слабы. И когда гибель их стала неизбежна, они взмолились к своему создателю, и он ответил на их мольбы.
Амос сам сошел на землю и принял человеческий облик — и стал Единственным. Он вынужден был ограничить свою силу, чтобы сияние его тела не сжигало людей.
Жрец задышал, опять схватил Ника за волосы и стал быстрее и быстрее въезжать в его рот. Ник приготовился. Самое неудобное в этом было то, что нужно было постоянно смотреть жрецу в глаза, как он любил.