Защитный костюм! Вот почему твари словно взбесились, стоило ей только пересечь границу пещеры. Скорее всего, вся механика, которой был напичкан её костюм, издавала какой-то звук или излучение, которое монстрики местного разлива слышали О-О-ОЧЕНЬ хорошо, вот и лезли проверить. И это объясняло, почему твари вдруг резко к ней охладели после того, как она выбралась из обрыва - на ней больше не было защитного костюма и она перестала действовать на местную фауну, как красная тряпка на быка.
Ирмелис только сплюнула от досады и похромала к выходу. Рассказать кому что она заплатила аж 50,000 денежных единиц, чтобы так здорово усложнить себе жизнь, не поверили бы.
Шарон не мог уснуть этой ночью, да впрочем, не только он. Большинство воинов так и не сомкнули глаз. С тех пор, как хрупкая фигурка исчезла во тьме, у Шарона словно ледяной змей скрутился вокруг внутренностей.
"Нельзя было её одну пускать" - наверное в тысячный раз за эту ночь подумал Шарон. Когда Звёздная Путешественница не вернулась через пару часов, Шарон забеспокоился, а с закатом солнца, старый воин и вовсе лишился покоя. Никто не должен находиться в Пещере Киала ночью! Слуги Бога Киала гневаются и могут жестоко покарать глупца, осмелившегося потревожить их ночью. Где же она? Жива ли ещё?
Шарон вскочил и подошёл к Олору, который опасливо подкрался к входу и теперь прислушивался и вглядывался в бестросветную тьму пещеры.
- Ну, что? - поинтересовался Шарон.
Мальчишка горестно вздохнул:
- Ничего, - уныло отозвался он:
- Почему она нас не послушала?!
Шарон только развёл руками. Они все пытались отговорить девчонку от молитвы в пещере. Ведь ей не было нужды идти внутрь, чтобы достать Слезу Бога. Её молитву Бог Киал услышал бы даже молись она у входа в пещеру. Но, пигалица упёрлась и никакие уговоры не помогали. Видишь ли, она считает, что молитва в Храме Киала точно поможет, а все остальное "туфта". Слова этого аборигены, конечно, не знали, но, по смыслу догадались что это что-то не очень хорошее.
Поэтому через пол часа уговоров сдались и больше не настаивали, хотя некоторые (тот-же Олор, например), пытались напроситься в проводники, но Ирмелис отказалась. И, теперь они, как на иголках все сидели, ожидая... наверное, ЧУДА! Потому как, никто и никогда не возвращался из пещеры на следующий день!
Горестно вздохнув, Шарон хлопнул по плечу Олора.
- Возвращайся к костру, Олор! Тут опасно оставаться!
Бросив последний взгляд на страшный провал, Шарон тоже вернулся к костру.
Если она не вернётся утром, он пойдёт её искать. Он уже потерял четверых детей. Даже не смог по человечески похоронить своих сыновей и, будь он проклят, если оставит эту храбрую и безрассудную девчонку в этом месте. Неожиданно в душе старого воина всколыхнулась такая волна ненависти и ярости к этой пещере, что он сам на мгновение растерялся. И ещё через мгновение, понял, что в его душе не осталось ни капли почтения или благовения перед этим проклятым местом, из-за которого они каждый год празднуют Киатори. Да и какой это праздник? Просто все семьи собираются на общие поминки, чтобы илайком смыть своё горе от потери детей. Шарон люто ненавидел этот праздник, потому, что ему пришлось четыре раза после смерти сыновей идти на дурацкую гулянку. Ему приходилось делать вид, что у него всё хорошо, а душа и сердце разрывались от боли очередной утраты. Шарон вдруг понял, что будь он моложе, он... он бы больше ни за что не пустил своих сыновей на убой. Будь прокляты эти пещеры! Будь прокляты эти идиотские традиции! Даже если бы его за это окрестили Отверженным, плевать! Сейчас он бы не отпустил своих сыновей одних! На худший случай, отправился бы с ними и отдал бы жизнь, чтобы только спасти своих мальчиков!
И девушку эту странную он должен забрать оттуда. Почему-то мысль о том, что её тело навсегда останется в этих пещерах, причиняла боль. Не должно быть так. Она заслуживает большего! Такие люди как она - особенные. Шарон и сам не смог бы объяснить почему он так решил. Просто чувствовал, что оставить её ТАМ было бы неправильно. Этот поступок был бы схож с тем, как если бы храброго воина, павшего в бою, просто оставить на поле брани. Предательство, не иначе!