Доркас внесла свежий чай. Пуаро, который на протяжении всего разговора стоял в дверях, дождался, пока она вышла в сад, и сел напротив мисс Говард.
– Мадемуазель, – печально начал Пуаро, – я хотел бы вас кое о чем спросить.
– Спрашивайте, – ответила Иви довольно сухо.
– Я очень надеюсь на вашу помощь.
– Я сделаю все, что смогу, чтобы «милого Альфреда» отправили на виселицу, – сказала она резко. – Это для него даже слишком большая честь. Таких надо топить или четвертовать, как в добрые старые времена.
– Значит, мы заодно. Я тоже хочу повесить убийцу.
– Альфреда Инглторпа?
– Его или кого-то другого.
– Какого еще другого? Бедная Эмили была бы сейчас жива, не появись он в этом доме. Да, ее окружали акулы. Но они интересовались только ее кошельком. Жизнь Эмили была вне опасности. Но появляется мистер Инглторп, и вот пожалуйста, не проходит и двух месяцев, как она мертва!
– Поверьте, мисс Говард, – твердо сказал Пуаро. – Если мистер Инглторп убийца, то он не ускользнет от меня. Уж кто-кто, а я-то обеспечу ему виселицу не ниже, чем у Амана[19].
– Так-то лучше, – сказала Иви, несколько успокоившись.
– Но я хочу, чтобы вы мне доверяли. Ваше содействие для меня просто незаменимо. И я скажу почему: во всем этом доме, погруженном в траур, только один человек искренне оплакивает усопшую. Это вы!
Мисс Говард опустила глаза, и в ее резком голосе появились новые нотки.
– Вы хотите сказать, что я ее любила? Да, это так. Знаете, старая Эмили была большая эгоистка. Она, конечно, делала людям много добра. Но не бескорыстно: всегда требовала благодарности. Она никому не позволяла забывать, как его облагодетельствовала. Поэтому ее не очень любили. Но, кажется, она этого не чувствовала. Со мной – другое дело. Я с самого начала знала свое место. Вы мне платите столько-то фунтов в неделю, и все. Никаких подарков мне не надобно, ни перчаток, ни театральных билетов. Она это не понимала. Даже иногда обижалась. Говорила, что я слишком горда. Я ей пыталась объяснить, но без толку. Зато совесть моя была чиста. Думаю, из всего ее окружения привязана к Эмили была только я. Присматривала за ней, сохраняла ее деньги. Но вот появляется этот бойкий проходимец, и в одно мгновение все мои многолетние старания оказываются напрасными.
Пуаро сочувственно кивнул.
– Мадемуазель, я прекрасно понимаю ваши чувства, но вы напрасно думаете, что мы топчемся на месте. Уверяю, что это не так.
В этот момент появился Джон и, сообщив, что осмотр бумаг в будуаре закончен, пригласил меня с Пуаро в комнату миссис Инглторп.
Поднимаясь по лестнице, он оглянулся и тихо сказал:
– Даже не представляю, что произойдет, когда они встретятся.
Я беспомощно развел руками.
– Я просил Мэри, чтобы она постаралась держать их подальше друг от друга.
– Но удастся ли ей?
– Не знаю. В одном лишь я уверен – Инглторп и сам не испытывает особого желания показываться ей на глаза.
Когда мы подошли к дверям комнаты миссис Инглторп, я спросил:
– Пуаро, ключи все еще у вас?
Взяв у него ключи, Джон открыл дверь, и мы зашли в комнату. Мистер Вилкинс и Джон сразу направились к письменному столу.
– Обычно мама держала самые важные бумаги в портфеле, – сказал Джон.
Пуаро вынул небольшую связку ключей.
– Разрешите мне. Утром я ее на всякий случай закрыл на замок.
– Но она открыта!
– Не может быть!
– Взгляните. – И Джон раскрыл сумку.
– Mille tonnerres![20] – воскликнул пораженный Пуаро. – Как это могло случиться? Ведь оба ключа у меня!
Он наклонился, начал рассматривать замок и вдруг снова воскликнул:
– En voilà une affaire![21] Замок взломали!
– Что?!
Пуаро показал нам сломанный замок.
– Но кто это сделал? Зачем? Когда? Дверь же была закрыта! – выпалили мы, перебивая друг друга.
Пуаро уверенно и спокойно ответил:
– Кто? Пока неизвестно. Зачем? Я тоже хотел бы это знать! Когда? После того, как я покинул эту комнату час назад. Что касается закрытой двери, то и это не проблема: к такому незамысловатому замку подходит, наверное, ключ от любой двери в коридоре.
Ничего не понимая, мы с Джоном уставились друг на друга. Пуаро подошел к каминной полке. Внешне он был спокоен, но его руки, по привычке поправляющие бумажные жгуты в вазочке на полке, тряслись.
– Слушайте, – произнес он наконец, – вот как это произошло: в портфеле находилась какая-то улика, возможно совсем незначительная, но достаточная, чтобы навести нас на след преступника. Для него было чрезвычайно важно успеть уничтожить эту улику до того, как мы ее обнаружим. Поэтому он пошел на огромный риск и проник в комнату. Обнаружив, что портфель заперт, преступник вынужден был взломать замок, тем самым выдав свой приход. Он сильно рисковал, следовательно, улика казалась убийце очень важной.
19
А м а н – согласно Библии, приближенный персидского царя Артаксеркса, добившийся от него указа об истреблении евреев; однако козни Амана были расстроены благодаря вмешательству царицы Эсфири, а сам Аман повешен на виселице высотой в 50 локтей (Ветхий Завет, Книга Эсфири, гл. I–VI); локоть – старинная мера длины, равная приблизительно 0,5 м.