– Но что это было?
– Откуда я знаю! – сердито воскликнул Пуаро. – Без сомнения, какой-то документ. Может быть, листок, который Доркас видела в руках у миссис Инглторп. Но я-то хорош! – в бешенстве прокричал Пуаро. – Старый кретин! Ни о чем не подозревал! Как последний идиот оставил портфель здесь, вместо того чтобы забрать с собой! И вот результат – документ украден и уничтожен... хотя, может быть, у нас пока есть шанс... вдруг документ еще цел? Надо перерыть весь дом!
Мой друг как безумный выскочил из комнаты. Опомнившись, я через несколько секунд бросился за ним, но Пуаро уже исчез.
На площадке, там где лестница разветвлялась на две, стояла миссис Кавендиш и удивленно смотрела вниз.
– Что стряслось с вашим другом, мистер Гастингс? Он пронесся мимо меня как бешеный бык.
– Он чем-то сильно расстроен, – ответил я уклончиво, поскольку не знал, до какой степени можно было посвящать Мэри в наши дела.
Заметив легкую усмешку на устах миссис Кавендиш, я попытался перевести разговор на другую тему.
– Они еще не видели друг друга?
– Кто?
– Мистер Инглторп и мисс Говард.
Мэри на секунду задумалась и смущенно спросила:
– А так ли уж плохо, если они встретятся?
Я даже опешил.
– Конечно! Неужели вы сомневаетесь в этом?
Она спокойно улыбнулась.
– А я бы не прочь устроить небольшой скандал. Это разрядит атмосферу. Пока что мы слишком много думаем и слишком мало говорим вслух.
– Джон считает иначе. Он хотел бы избежать стычки.
– Ох уж этот Джон!
Мне не понравилось, как она это сказала, и я запальчиво воскликнул:
– Джон очень разумный и хороший человек!
Мэри изучающе посмотрела на меня и неожиданно сказала:
– Вы мне нравитесь, Гастингс: вы настоящий друг.
– И вы мой настоящий друг!
– Нет, я очень плохой друг.
– Не говорите так, Мэри.
– Но это правда. Я могу привязаться к кому-нибудь, а назавтра о нем даже и не вспомнить.
Меня больно задели ее слова, и неожиданно для самого себя я довольно бестактно возразил:
– Однако ваше отношение к доктору Бауэрстайну отличается завидным постоянством.
И сразу же пожалел о сказанном. Лицо Мэри сделалось непроницаемым, словно какая-то маска скрыла живые черты женщины. Она молча повернулась и быстро пошла наверх. А я стоял как идиот и смотрел ей вслед.
Шум, поднявшийся внизу, вернул меня к действительности. Я услышал голос Пуаро, громко рассказывающий чуть ли не всем в доме о пропаже.
«Выходит, моя осторожность в разговоре с Мэри была излишней, – подумал я раздраженно. – Пуаро поднял на ноги весь дом, и это, на мой взгляд, было не самым разумным решением. Что делать, мой друг в минуты волнения совершенно теряет голову!» Я быстро спустился вниз. Едва завидев меня, Пуаро мгновенно успокоился. Отведя его в сторону, я сказал:
– Пуаро, дорогой, что вы творите? Весь дом в курсе ваших дел, а следовательно, и убийца тоже!
– Вы считаете, что я погорячился?
– Я уверен в этом.
– Что ж, друг мой, впредь не давайте мне забываться.
– Ладно. Но боюсь, что сегодня я уже опоздал.
– Увы, это так.
Пуаро выглядел таким смущенным и пристыженным, что мне даже стало его жаль, но я все равно считал, что он заслужил мои упреки.
– А теперь, mon ami, пойдемте отсюда.
– Вы уже осмотрели все, что хотели?
– На данный момент да. Вы проводите меня до деревни?
– С удовольствием.
Он взял свой чемоданчик, и мы вышли из дома через открытую дверь в гостиной. Навстречу шла Синтия, и Пуаро, галантно уступив ей дорогу, обратился к девушке:
– Простите, мадемуазель, можно вас на минуту?
– Да, конечно, – ответила она немного удивленно.
– Скажите, вы когда-нибудь изготовляли лекарства для миссис Инглторп?
Синтия слегка покраснела.
– Нет.
В ее голосе чувствовалась какая-то неуверенность.
– Только порошки?
– Ах да! Однажды я действительно приготовила снотворное для тети Эмили, – сказала она, покраснев еще больше.
– Это?
И Пуаро показал ей пустую коробку из-под порошков.
Девушка кивнула.
– Не могли бы вы сказать, что здесь было? Сульфонал?[22] Или, может быть, веронал?[23]