Между тем правители Ногайской орды стали выказывать миролюбие. Посольский приказ попытался использовать наметившийся перелом. Новый царский посланник повез в Орду богатые поминки. Выехавший вслед за ним пленник должен был сообщить Урусу о казни казака в Москве. Царь потребовал от Уруса, чтобы он также казнил «своих воров», грабивших Русь, дабы «такие воры, как наши казаки, так и ваши казаки меж нами ссоры не чинили». Посол получил даже приказ «промышлять» над атаманом Иваном Кольцо и его сотоварищами и, если удастся, поймать их и повесить.
Дело в том, что наступил критический момент в Ливонской войне. Шведы взломали русскую оборону на северо-западе, захватив Нарву, Ям и Копорье. Поляки штурмовали Псков. Москва готова была любой ценой предотвратить расширение военного конфликта на южной границе. В большой дипломатической игре казаки оказались разменной монетой, мимоходом принесенной в жертву. Казаки громили ногайцев с ведома властей. Но теперь в Москве постарались об этом забыть. Волжских атаманов объявили «ворами», поставленными вне закона.
Действия волжских казаков против ногайцев возглавили атаманы Иван Кольцо, Никита Пан и Савва Болдыря, будущие сподвижники Ермака в сибирском походе.
Итак, летом 1581 года Ермак воевал под стенами Могилева, а Иван Кольцо летом и осенью того же года громил ногайцев в Поволжье. Посольский приказ зафиксировал этот факт с протокольной точностью. 28 августа 1581 года в Москву «прибежали» татары из свиты ногайских послов, ехавших к царю, и сообщили, что «на Волге казаки Иван Кольцо, да Богдан Барбоша, да Микита Пан, да Савва Болдыря с товарищи» погромили ногайское посольство на перевозах под Сосновым островом. Государев гонец В. Пелепелицын, сопровождавший ногайское посольство, прибыл в Москву 1 сентября и подтвердил сведения о волжском разгроме.
Факты, извлеченные из достоверных архивных документов, начисто разрушают две легенды, связанные с жизнью Ермака и его главных сподвижников. Ни Ермак, ни его казаки не были повинны в разграблении государевой казны и других преступлениях, которые им позже стали приписывать. Ермак накануне сибирского похода не разбойничал, а оборонял рубежи государства от вторгшихся в страну неприятелей. Что касается его будущего помощника Ивана Кольцо, то его нападения были инспирированы самими властями.
Не выдерживает столкновения с фактами и легенда о двойниках Ермака. Если двойник был у Ермака, то своих двойников должны были иметь и его сподвижники Иван Кольцо, Никита Пан и Савва Болдыря. В самом деле, Иван Кольцо с товарищами не могли одновременно биться с ногайцами на Нижней Волге и в те же самые дни отправиться в поход за Урал — на расстояние многих сотен верст от Нижней Волги. Абсурдность предположения о двойниках очевидна. Мираж рассеется сам собой, если мы откажемся от ошибочной даты и примем дату, обозначенную в царской грамоте 1582 года.
Новую дату подтверждают не только все ранние письменные источники, но и вещественные памятники, уцелевшие от экспедиции Ермака.
Сто лет назад историк В. В. Голубцов посетил дворец Строгановых в Петербурге и тщательно осмотрел их коллекцию старинного оружия. Внимание ученого-палеографа привлекла пушечка — «затинная пищаль», на стволе которой он прочел надпись: «В граде Кергедане на реце Каме дарю я Максим Яковлев сын Строганов атаману Ермаку лета 7090 (1582)». Когда В. В. Голубцов опубликовал сведения о Ермаковой пищали, его открытие вызвало сомнение у историков. Помеченную на пушечке дату невозможно было согласовать с общепринятой датой экспедиции. Семь тысяч девяностый год начинался 1 сентября. Но именно в этот день, считали историки, Ермак выступил в поход. Изготовить пушку и сделать дарственную надпись на ней в течение нескольких утренних часов немыслимо. Возникло подозрение, что В. В. Голубцов был введен в заблуждение или же сам совершил подлог. Проверить эти подозрения невозможно, поскольку в годы революции пушечка Ермака исчезла. Историки тщетно искали ее в музеях, куда поступило оружие из строгановской коллекции.
Подозрения против В. В. Голубцова не имеют под собой никакой почвы. Превосходный знаток древнерусской палеографии, он не дал бы ввести себя в заблуждение. Скопированная им надпись абсолютно достоверна.
Некогда царь Иван разрешил Строгановым завести пушечную мастерскую в городке Кергедане — Орле на Каме. В ней-то и была изготовлена пушечка Ермака. Как видно, мастера выковали пищаль в последние летние недели 1582 (7090) года. Когда казачьи струги в первый день нового года — 1 сентября 7091 года — отчалили от чусовских пристаней, они увезли с собой подарок Строганова.
Тщательное изучение всех самых ранних свидетельств о Ермаке позволяет уточнить, когда в его жизни произошел решительный поворот. Тот поворот, который сделал его исторической личностью. Оказалось возможным исправить ошибку в одной из основных дат истории средневековой России. Начало присоединения Сибири было положено не в 1581 году, а год спустя.
Ермак не мог уйти в сибирский поход, пока на северозападных рубежах гремели выстрелы и лилась кровь. Ситуация претерпела разительные перемены после заключения перемирия с Речью Посполитой в начале 1582 года. Впервые за много лет на западных рубежах воцарился мир. Ермак вернулся с театра военных действий в Поволжье. С окончанием похода казна перестала выплачивать им жалованье. «Заслуженные» деньги были израсходованы достаточно быстро, и боевым казакам пришлось подумать об организации самостоятельной экспедиции. Такой способ получения средств к существованию был для них вполне традиционным.