— «Эромахия».
— А что это значит?
— Не знаю. — Эрлайл со стуком поставил кубок на стол, повернулся и пошел прочь, бросив через плечо: — Надеюсь, твой отец уже проснулся. Мне тут кое-что пришло в голову. Хочу с ним обсудить.
Отфрид проводил странного родича взглядом и подумал: все-таки дядя ведет себя неправильно. Не пристало дворянину отвечать «не знаю», даже если в самом деле не знает. Всегда можно что-нибудь соврать, чтоб казаться умней, чем ты есть на самом деле.
* * *«Кое-что», пришедшее в голову Эрлайлу, оказалось письмом графу Осперу. Вернее, теми изысканно-издевательскими выражениями, каковые, по мнению тщедушного рыцаря, в послание следовало включить, дабы его светлость почел за благо устроить над провинившимися дворянами показательную расправу — такую, что удовлетворит короля. О стычке донесут монарху, можно не сомневаться, слишком уж значительными оказались последствия. Посему граф должен предпочесть, чтобы новость явилась к его величеству не от барона Игмора и не в виде жалобы. Если все сложится гладко, Оспер сможет заявить: да, дескать, вышел курьезный случай, несколько мелкопоместных сеньорчиков, не удовлетворенных графским правосудием (а уж он-то, Оспер, принял сторону королевского вассала, благородного Игмора!), подстерегли барона и напали на него, будто разбойники с большой дороги. Ну, в итоге сами же и пострадали… Malum consilium consultori pessimum est.[12] И разумеется — разумеется! — граф Оспер строго наказал провинившихся вассалов. Сам.
Едва Эрлайл попытался изложить все эти соображения кузену, тот махнул рукой:
— После, родич, после! Идем к столу! Я обещал пир в твою честь!
Удвин криво ухмыльнулся:
— Меня вполне удовлетворил вчерашний вечер.
— Э, нет! — Фэдмар был настроен серьезно. — Вчера мы пили в мою честь! За победу над Лоренетом пили. Идем к столу! Ede, bibe, lude![13] — Затем обернулся к Отфриду: — А ты постарайся не засыпать раньше времени, сынок.
Конечно, за стол сели не сразу — слугам требовалось время, чтобы подготовить новые угощения и поднять из подземелья бочонки. Винный погреб находился в старой, заброшенной части замка. Туда без веской причины старались не заглядывать, опасаясь призраков невинно убиенных — а таковых за долгую историю Игмора накопилось порядочно. Еще более серьезной угрозой были прогнившие балки, грозящие обвалом… Этого добра в подземелье тоже имелось в избытке.
О письме Осперу барон вспомнил только посреди пира, когда уже порядком набрался. Не слушая уговоров подождать до завтра, потребовал писаря и принялся диктовать:
— «Его продажной светлости, собачьему графу Осперу, засранцу и трусу! Я, Фэдмар, барон Игмор и прочая, и прочая, заявляю тебе, гнусный мерзавец…»
— Очень остроумно, — вставил Эрлайл.
Барон, не слушая родича, быстрым движением влил в глотку полкубка вина и продолжил диктовать:
— «Не забывай, смерд в золоченых шпорах, что твои предки явились в эту страну волей короля как прислужники и управляющие монарших поместий, а краем…» — Фэдмар перевел дух, сунул кубок виночерпию и снова завел: — «А здешним краем тогда владели мои предки, благородные Игморы…»
Отфрид слушал, не отвлекаясь, — в пьяной речи отца ему чудилось нечто истинное, настоящее. Нечто такое, что таилось под спудом и наконец рвется наружу. Вот оно, то самое — Игморы должны владеть этим краем!
А барон не останавливался, диктовал и пил одновременно — до тех пор, пока не добрался до подписи:
— «Фэдмар, барон Игмор и прочая, и прочая, твой, шелудивая ты собака, природный господин!» — Потом хрюкнул, отобрал у писаря листок, сунул в карман, а грамотея заставил выдуть залпом чашу вина — заслужил, хорошо написал, правильно.
Писарь исполнил долг вассала с примерным тщанием — выпил и тут же свалился. Фэдмар пнул храпящего слугу сапогом, велел унести и провозгласил новый тост:
— За верных слуг!
Вассалы восторженно заорали, польщенные. Пир продолжался…
В этот раз юный баронет пил осторожно, понемногу, так что покинул стол вместе со всеми…
Наутро отец, отыскав в кармане смятый листок, перечитал и скорбно кивнул:
— Правда! Все, от первого до последнего слова, — правда!
Потом кинул пергамент в камин и, сопя, прижимал к прогоревшим углям кочергой до тех пор, пока листок не превратился в ком черной ломкой грязи.
* * *Удвин Эрлайл гостил в Игморе неделю. Несколько раз, в перерывах между пьянками, родичи обсуждали дела. Фэдмар планировал отобрать у Лоренетов, ослабленных потерей главы семейства, сеньоральные права на Трибур — маленький городишко, тот самый, куда Игмор возил сына к портному. В здешнем нищем краю Трибур с его рынком и ежегодной ярмаркой считался самым доходным леном, владение им делало Лоренетов первыми среди местных дворян. Удвин дал барону ряд советов и обещал содействие, если дойдет до открытого конфликта. Разумеется, взамен Фэдмар посулил, что поделится доходами с города.