И затем имеются нюансы вечно изменчивых обещаний любви, более всего прославленные неисправимо романтичным герцогом Орсино из «Двенадцатой ночи» Шекспира:
Еще раз тот напев! Он словно замер!
Он обольстил мой слух, как ветер юга,
Что, вея над фиалковой грядой,
Нам в душу веет сладким ароматом.
Довольно, перестаньте! Нет, уж он
Не нежит слух, как это было прежде. [Перевод А.И. Кроненберга]
Эти изменчивые неоднозначности привлекают отклонениями и непредсказуемыми поворотами, образуя преходящие течения, в которых мы создаем, уничтожаем, и вновь создаем наши эротические значения, и выбираем наши эротические действия.
Наш внутренний диалог с неоднозначностью продолжается бесконечно: «Могу ли я сказать это, попросить об этом?», «Будет ли это сохраняться потом?». Ведь когда вы вверяете свое тело другому, даже кончиками пальцев, как в тантрической сублимации, вы отдаете всю тонкую сеть надежд, возможных разочарований, и грез, которые через страсти вашего простодушия проникли в ваше тело, ваши сновидения, чувства, и мысли. Можем ли мы начать понимать, что то, что у нас бывает друг с другом - это, в действительности, не «секс» или «тантра». Получая и прикасаясь, нерешительно или смело, мы открываем простодушие друг друга.
И лишенные желания страсти тантрического целибата, будучи столь тщательно скрываемыми, всегда будут самыми пугающими и ускользающее таинственными неоднозначностями. Соблазнительные приглашения в эту тайную область могут быть самыми разными - от скупого дзенского коана «Каков звук хлопка одной ладони?» и оккультного призыва «Восстань, о Кундалини, Мать Вселенной, дремлющая у основания позвоночника!» до самого лиричного:
Возлюбленный мой начал говорить мне: встань, возлюбленная моя, прекрасная моя, выйди! Вот, зима уже прошла; дождь миновал, перестал;
(Песня песней 2:10-11)
Если при тантрической сублимации мы пытаемся игнорировать такие тонкости, в какой бы форме они ни возникали, то рискуем оказаться отрезанными от тайны и друг от друга и прийти к бесплодному воздержанию. Тогда практики эротического искусства йоги вырождаются в скучные шаблонные упражнения. Безусловно, техники -это испытанные и надежные двери, но мы должны проходить через них в области удивления, глубины, и утончающегося обаяния чистой неоднозначности и захватывающей неопределенности. И мы должны становиться еще более самозабвенно внимательными; мы должны входить в живые воды самой эфемерности.
Эфемерная тонкость: живое течение эротической жизни
Безнадежные определенности цинизма, поддерживающие определенности демистифицирующих упрощений, искрящаяся привлекательность неоднозначности, и теперь - преходящая в этот момент, возрождающаяся в следующий искра простодушно эротичного удивления. Главный жрец этих живых мистерий, праздников вечно обновляющейся весны (которые, вопреки современному мнению, не были «сексуальными оргиями - а если бы и были?) - Бог Дионис - предостерегает Пентея, представителя демистифицирующего порядка и обвинительной власти, не пытаться обуздывать его первобытную жизненную энергию:
Пентей: Хватайте его! Этот человек насмехается надо мной и Фивами.
Дионис: Говорю тебе, не связывай меня. Сдерживать нужно тебя, а не меня.
Он думал, что обуздает меня, но не мог ни поймать, ни даже коснуться меня. Он лишь тешился надеждой.
(Эврипид, Вакханки)
В нашем следующем шаге по направлению к тайне, неоднозначные и, в то же время, неотразимые непрямые коммуникации уступают место притягательной силе неизвестного будущего и очарованию живым непостоянством. Мирская временность сексуальной физиологии с ее отсчетами числа спазмов в секунду и разрядок в неделю остается далеко за этими вратами Диониса. Даже возбуждающая сфера эротических фантазий и соблазнительных намеков кажется подобной сну по сравнению с этими более живыми, но находящимися под угрозой прелестями, переменчивыми чарами, и преходящими стремлениями.
В начальных строфах Дао де Цзин Лао Цзы так описывает этот вход, более глубокий и утонченный, чем неоднозначный намек:
Где Тайна глубже всего, там врата всего тонкого и удивительного
В нашем вечно изменчивом, развертываемся в еще не существующее будущее контакте друг с другом, в бесконечности деталей и нюансов заключена полностью преходящая эротическая тайна. Неудивительно, что мы хотим держаться друг за друга; неудивительно, что мы воспроизводим себя в «сексуальном объятии» -- и это не какой-то биологический инстинкт, а проникающие в наши плоть и кровь неумолимые требования проходящего времени.