Глава третья,
в которой появляются простой российский миллионер
Фил Зюзевякин с дочерью и яхта «Лизавета»
…но продолжим. Кошмарики, думает он, и чего это всю ночь лезли в голову бедные папенька с маменькой, делать им, что ли, нечего? Но начало положено, думаю я, вот и первые странички моей долгожданной (кем только? вопрос на дурачка) исповеди легли в ящик письменного стола. ДК смеется, ДК счастлив, хорошее утро для Джона Каблукова, просто–таки замечательное раннее утро, распогодилось, солнышко, всяческие букашки–таракашки, стрекозы–бабочки шмыгают и по земле, и по воздуху, нет, думает ДК, отличнейшее все же занятие — писать мемуары. Хотя я их и не пишу, хотя я их просто сочиняю и так и оставляю жить в мире — без перевода на белый лист бумаги. Надо отметить, что ДК тут несколько лицемерит. Никогда он не собирался воплощать весь опыт своей тридцатипятилетней жизни в том, что сам называет исповедью, даже мысли у него такой не было. Вся загвоздка в Зюзевякине. Каблуков, молвил как–то раз Зюзевякин, а не слабо тебе писателем заделаться, ведь ты же мистик? Ну и что, мрачно ответствовал я, писателей много, а я один, так зачем мне–то еще этим заниматься? Нет, не унимался Зюзевякин, знаешь, Каблуков, мне кажется, что получится очень прибыльная штука — твоя исповедь. — Да? — удивленно спросил Каблуков и серьезно задумался. История знакомства простого российского мистика Джона Каблукова и далеко еще не старого по возрасту, простого российского миллионера Фила Зюзевякина к моменту приведенного абзацем выше диалога насчитывала уже несколько лет, проще же говоря, уже несколько лет, как Фил и Джон были знакомы, а вот история самого знакомства… Происходило все дело в Крыму, куда ДК прибыл на летние вакации вместе с очередной длинноногой знакомой (это такой у него тогда период был — длинноногих. Вообще, все свои периоды Каблуков делил исключительно по типам женщин, которые его окружали в тот момент. Был период болышегрудых и был, соответственно, худощавых, был, наоборот, переходящий в период крупных, был период блондинок, был — соответственно — брюнеток, эт сетера, эт сетера, выстукивает моя «Эрика» за неимением латинского шрифта, что, впрочем, уже подчеркивалось). Очередная знакомая была моложе лет на десять, не очень умна и не очень глупа, любила деньги и хай лайф (а кто из длинноногих этого не любит?), трахалась как кошка, и единственное, чего терпеть не могла, так это одной маленькой сексуальной склонности Каблукова, о которой пока можно умолчать. — Не надо, дусик, — шептала она, — Д. К. мрачно сглатывал слюну и не менее мрачно раздвигал кошане ноги. Как–то раз они решили заняться этим прямо на побережье, лишь отойдя за валуны (слава богу, дело происходило на диком пляже, где валунов гораздо больше, чем отдыхающих). Каблуков только примерился забабахать свой прибор, как был остановлен рыкающим басом, будто слетевшим с небес. — Ну уж, — промолвил бас, — ведь это просто негигиенично, хотя бы одеяльце подстелили, что ли. — Каблуков поперхнулся, кошаня фыркнула, прибор сник, а рыкающий бас перешел в громовой хохот. — Фил, — представился громовой бас после того, как Каблуков и кошаня привели себя в порядок, поняв, что на данный момент их времяпрепровождению положен конец (не будем играть в ненужные каламбуры), — Фил Зюзевякин. — Д. К. и кошаня с восторгом смотрели на нового знакомца. Несмотря на свой громоподобный голос был тот роста среднего, можно сказать, что даже чуть ниже. Или вот так чуть пониже. Чуть пониже среднего. Но это совсем не мешало внезапно появившемуся индивидууму как бы возвышаться и над ними, и над всем окружающим. Может, дело тут было в абсолютно пропорционально сложенном теле, может, в мощном рельефе мускулов, может, в чем еще, только вот это «ниже среднего» существовало отдельно от самого Фила Зюзевякина, похохатывающего, помаргивающего, подмигивающего, заслоняющего им солнце. — Ну что, будем знакомы? — спросил тот, очень уж игриво посматривая на кошаню. — Будем, будем, — мрачно ответил так и не спустивший Каблуков и протянул (по инерции, нехотя, без особой приязни, хотя ДК, человек вежливый и всегда старается все делать как бы с приязнью) руку. Ее радостно тряхнули, пожали до боли, до помутнения в глазах. — Да, — с восторгом вымолвил после этой процедуры Д. К. — А что, ребята, — возопил Ф. З. (для разнообразия будем иногда сокращать и его), — а что, ребята, не хотите ли на яхте прокатиться? — А откуда у вас яхта? — заинтересованно промяукала кошаня. — У меня все есть, — пробасил невысокий крепыш, отливающий смуглым загаром, — даже вертолет. — Свой? — вновь обалдела кошаня. — У меня все свое. Кошаня была выше Зюзевякина на полголовы, но именно это, как оказалось, и привлекло Ф. З. к ним в тот момент, когда он увидел шевелящиеся за валуном две переплетенные пары ног. Он любил женщин высоких, длинноногих и статных. То есть именно таких, как кошаня. И этот период в его жизни был всегда. Всегда только высоких, только длинноногих, только статных. С самого детства, с того момента, когда на выпускном балу после окончания десятого класса (дело было в небольшом сибирском городке, занесенном далеко не на каждую карту) предмет его обожания, его высокой и трепетной любви вот уже на протяжении последних трех лет, отказалась танцевать с ним медленный, обжимающий танец, аргументировав свой поступок трезво и жестоко для столь юного возраста: вот еще, будешь между грудей болтаться, малявка. Ф. З. затаил в себе боль, Ф. З. так и не смог забыть и простить, и с тех пор лишь высокие, лишь длинноногие и статные стали предметом его интереса. А так как Ф. З. был миллионером, то особых проблем для него сейчас это не представляло. (Хотя перед тем, как употребить глагол «был», надо бы использовать еще один — «стал». Но сие не входит в правила игры, пусть считается, что чуть ли не с рождения, то бишь с того момента, как Ф. З., простой российский предприниматель Фил Леонидович Зюзевякин, появляется на страницах данного повествования, он обладает многомиллионным состоянием, это снимает очень много проблем, прежде всего в жизни ДК, Джона Ивановича Каблукова, то есть в моей собственной жизни.) Остановить же свое внимание на кошане Ф. З. был вынужден по самой прозаической причине: оказалось, что его дворецкий–распорядитель предусмотрел для отдыха на яхте все, кроме одного. Да, правильно, ни одной высокой, статной, длинноногой в поле зрения. Так что пришлось самому идти на поиски, которые достаточно быстро увенчались успехом. Все на месте, даже красиво подбритый лобок. Подбритый ромбом, никогда еще такого не видел. — Ну что,