‒ Что?
‒ Не знаю. Я не поняла. Они сейчас придут.
‒ Этого еще не хватало.
‒ Извини, Вить. Я не могу, чтобы они поссорились…
‒ Так они просто поссорились? ‒ уже рассерженно спросил Виктор.
‒ Да я же говорю тебе, что не поняла! Сейчас придут и узнаем. Одевайся. Потом. Где я халат дела?
‒ В ванной остался. И трусы не забудь.
Черт бы их побрал. Ему нужна была сейчас Ирина. Очень нужна. Одна. Одна она. Только она. Больше никто ему сейчас не нужен.
Катькино же "сейчас" уложилось как раз в пятьдесят девять минут. И почти каждую из них он использовал, чтобы куда-нибудь ее послать. Про себя, конечно. Пока Ирка спешно наводила марафет в их комнате. Хотя можно было бы и на кухне принять ‒ все равно без бутылки не обойдешься. Надо одну из "Настиных" взять ‒ решил он в самом начале, ‒ к Пашке они все равно уже не пойдут. Нашел и сунул ее в морозилку. С удивлением обнаружил там пиво. Литровку. Забыл со вчерашнего вечера. Вот еще… Хорошо, что пластмассовая. И двухлитровая ‒ вот она, в дверце стоит. Нетронутая.
Они оба пришли какие-то рассеянные. Сразу стало понятно ‒ это она его сюда притащила. А он, видать, сопротивлялся. И между ними явно что-то такое мутное разделительное пролегало…
Но сразу выяснять отношения они не бросились. И Фроловы тоже деликатно не торопили их с объяснениями неожиданного визита. Пусть соберутся с мыслями. Лишь бы не очень долго.
Расположились в комнате. Бутылка оказалась очень кстати и Ирка благодарно погладила глазами мужа, когда он ее выставил на стол.
Молча осушили по первой. Помолчали минуту, другую, третью.
Наконец Катька выпалила:
‒ В общем, этот идиот влюбился в Ирину и теперь считает нечестным на мне жениться. Дурак. Придурок. Остолоп. Кретин.
Все трое остальных замерли ‒ Фроловы от неожиданности, Витька от стыда. Или еще чего-то ‒ черт его разберет.
‒ Скажите ему что-нибудь, ‒ умоляюще закончила Катька.
Первым в ответ схватился Витька, обращаясь к Виктору и его жене:
‒ У меня никаких претензий. Честное слово! Я только потому и пришел, чтобы это сказать. Чтоб не думали… ничего плохого. Все равно же от нее узнали бы. Клянусь тебе, Виктор, никаких претензий!
Виктор не ответил. Взялся наливать по второй.
Так, так, так. Начинается. Или заканчивается.
‒ А Катю ты любишь? ‒ вдруг возникла жена. Таким тоном, что мол, если последует "Нет", то сейчас эта бутылка разлетится на твоей голове.
Тот даже сжался плечами, будто представил себе именно такой исход. И промямлил:
‒ Да. Конечно. Правда. Я сам не знаю, как это со мной происходит…
‒ Ничего. Я знаю. Подойди ко мне.
Витька не понял. Мол, в каком смысле?
‒ Иди, иди сюда. Чего ты боишься?
Он все равно ничего не понял. И вид у него вдруг стал такой жалкий, будто она над ним прилюдно издевается. Неуверенно взглянул на Виктора ‒ может, тот что-нибудь скажет. Но Виктор молчал. Ему самому интересно было, что сделает жена. Ей-Богу, он не догадывался наверняка. Только неуверенно предполагал. Как минимум три варианта.
И вдруг ему снова захотелось его защитить. Теперь уже от собственной жены. Потому что третий из возможных вариантов он не мог допустить. Ведь Витька же ‒ не обыкновенный человек. Не просто так ‒ человек, и все. Он ‒ Конструктор поверхностей! Выше всех здесь присутствующих. Нельзя с ним так!
>Что ты хочешь от него?! ‒ чуть не закричал он.
>Чего ты кричишь? Поцеловать хочу. Нельзя?
>Поцеловать? ‒ сразу успокоился он. ‒ Можно. Наверное, даже нужно. Может, мне выйти?
>Как хочешь. Может быть. Сама я, наверное, лучше с ними справлюсь.
>Только не обидь его. Понимаешь…
>Понимаю. Ты мне уже объяснял. Ненадолго только. Потом придешь, хорошо?
‒ Знаете, как придумала по этому поводу наша дочь, Светлана? ‒ внезапно обратился Виктор к гостям. ‒ Влюбленность ‒ это стремление к касанию поверхностей.
Они оба выпятили на него глаза. И жена тоже.
‒ Красиво, правда? И очень точно. Как ты считаешь? ‒ повернулся он теперь непосредственно к Витьке.
Но тот, по-видимому, не знал, как он считает.
‒ Вот и покасайтесь немножко, ‒ разрешил он ему. ‒ Только и всего. И ничего страшного и трагического ни с кем не произойдет. Совсем наоборот. Уверен, что вы помиритесь. А мне нужно выйти. Надеюсь ‒ вы извините меня.
И вышел, провожаемый испуганно-удивленным Катькиным взглядом. И притворил за собою дверь.
Вот и хорошо. Пусть сама с ними справляется. Ему сейчас не до них. Он ее сейчас хочет. Только ее. Свою жену. И никого больше. Он должен увидеть… Так, как увидел в своей дочери… и так, как увидел потом во Флоре… Должен… должен… он этого всю свою жизнь ждал… и готов еще подождать… Только бы скорее она их помирила и отправила.